Статья 307.1. Применение общих положений об обязательствах
Комментарий к статье 307.1
1. Пункт 1 ст. 307.1, появившийся в ГК РФ летом 2015 г., закрепляет идею, которая всегда была очевидна в российском праве и вытекает из действия общего общеправового принципа lex specialis derogat generali. Общие положения ГК РФ об обязательствах могут отменяться, уточняться или изменяться специальными нормами ГК РФ об отдельных видах договоров, урегулированных в ГК РФ.
1.1. Куда более важно другое. При буквальном прочтении нормы п. 1 ст. 307.1 ГК РФ следует, что иные федеральные законы, регулирующие конкретные виды договоров (например, потребительские, договоры оказания услуг связи, лизинга, транспортной экспедиции т.п.), могут также предусматривать регулирование, отличное от того, которое следует из общих положений об обязательствах.
Этот вывод несколько не вписывается в положение п. 3 ст. 420 ГК РФ, согласно которому "к обязательствам, возникшим из договора, применяются общие положения об обязательствах (статьи 307 - 419), если иное не предусмотрено правилами настоящей главы и правилами об отдельных видах договоров, содержащимися в настоящем Кодексе". Как мы видим, в п. 3 ст. 420 ГК РФ нет указания на то, что применение общих положений об обязательствах может быть заблокировано положениями об отдельных видах договоров, установленными не ГК РФ, а другими федеральными законами. С учетом того что положение п. 1 ст. 307.1 ГК РФ является более новым, видимо, логично исходить из того, что коллизия этой нормы и нормы п. 3 ст. 420 ГК РФ должна разрешаться в пользу первой, и соответственно, должна признаваться возможность исключения применения общих норм ГК РФ об обязательствах за счет специальных норм других федеральных законов об отдельных видах договоров.
В принципе большая часть общих норм обязательственного права содержит специальную оговорку о том, что иное может следовать из положений других законов. Но достаточно много общих норм обязательственного права, которые такую оговорку не содержат. Из буквального прочтения п. 1 ст. 307.1 ГК РФ следует, что, даже если соответствующее общее положение не содержит такой оговорки, при "горизонтальной коллизии" этого общего положения об обязательстве и специальной нормы об отдельном виде договора, закрепленной в ином федеральном законе, приоритет имеет последняя.
Важность этого вопроса связана с тем, что в абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК РФ содержится идея о том, что "нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу". Долгое время по поводу этой нормы в российской науке и судебной практике были разночтения, которые сохраняются и поныне.
С одной стороны, некоторые ученые и суды исходили из того, что эта своего рода коллизионная норма при "горизонтальной коллизии" общих норм ГК РФ и иных (даже специальных или более поздних) федеральных законов отдает приоритет нормам ГК РФ. Такое решение превращает ГК РФ в своего рода источник высшей юридической силы по отношению к иным федеральным законам в сфере гражданского права. Этот подход, в частности, нашел закрепление в п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 марта 2012 г. N 14. С другой стороны, иные ученые и суды высказывали сомнения в том, что норма одного федерального закона, пусть и названного ГК РФ, может с точки зрения конституционного права закрепить приоритет этого кодифицированного закона перед другими федеральными законами в отступление об общеправовых принципов толкования конфликтующих норм законов. К последним относятся приоритет специальных норм перед общими (lex specialis derogat generali) и приоритет более позднего закона перед более старым (lex posterior derogat priori).
В Определении КС РФ от 3 февраля 2000 г. N 22-О указывалось, что "противоречия... между ГК РФ и другими федеральными законами... должны устраняться в процессе правоприменения, так как Конституцией Российской Федерации не определяется и не может определяться иерархия актов внутри одного их вида, в данном случае - федеральных законов. Ни один федеральный закон в силу статьи 76 Конституции Российской Федерации не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой". Та же позиция озвучивалась КС РФ и в Определении от 5 ноября 1999 г. N 182-О.
В то же время тот же КС РФ в Постановлении от 29 июня 2004 г. N 13-П пришел к выводу о конституционности норм п. п. 1, 2 ст. 7 УПК РФ, устанавливающих приоритет норм УПК РФ перед уголовно-процессуальными нормами, закрепленными в иных федеральных законах. Как указал КС РФ, "федеральный законодатель - в целях реализации конституционных принципов правового государства, равенства и единого режима законности, обеспечения государственной защиты прав и свобод человека и гражданина в сфере уголовной юстиции, - кодифицируя нормы, регулирующие производство по уголовным делам, вправе установить приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед иными федеральными законами в регулировании уголовно-процессуальных отношений". Этот подход позволяет допустить, что теоретически аналогичное решение может быть выведено и в отношении проблемы "горизонтальной коллизии" в рамках гражданского законодательства.
Этот вопрос всегда был болезненным, так как порождал фундаментальную неопределенность в вопросе о применимых нормах в условиях, когда множество специальных законов вводит регулирование тех или иных специфических отношений в отступление от общих норм ГК РФ. Он остается острым и до сих пор (например, в отношении вопросов корпоративного, вещного права и т.п.). И на этом фоне применительно к обязательственным отношениям новая норма, закрепленная в 2015 г. в п. 1 ст. 307.1 ГК РФ (как минимум при буквальном ее прочтении), дает искомую определенность. Эта определенность достигается за счет того, что ГК РФ однозначно признает приоритет норм специальных законов, регулирующих отдельные виды договорных обязательств, перед общими положениями обязательственного права.
При этом приоритет специальных законов, видимо, теперь не должен вызывать сомнений в ситуации, когда норма такого специального закона принята позже конфликтующей с нею общей нормы обязательственного права. Тут принцип lex specialis и принцип lex posterior приводят к одному и тому же результату. Более сложная ситуация возникает тогда, когда более поздней является общая норма обязательственного права, а более старой является норма некоего специального закона. Эта проблема стала особенно острой после реформы норм обязательственного права ГК РФ летом 2015 г., которая не сопровождается внесением корреспондирующих правок во множество федеральных законов об отдельных видах договоров. Такие нормы нередко дублировали действовавшие на тот момент общие положения об обязательствах, но после реформы общей части обязательственного права в ГК РФ вступили в конфликт с некоторыми обновленными общими нормами. Иначе говоря, здесь принципы lex specialis и lex posterior начинают между собой конфликтовать.
КС РФ в Постановлении от 29 июня 2004 г. N 13-П в отношении данной коллизии указал следующее: "В отношении федеральных законов как актов одинаковой юридической силы применяется правило "lex posterior derogat priori" ("последующий закон отменяет предыдущие"), означающее, что, даже если в последующем законе отсутствует специальное предписание об отмене ранее принятых законоположений, в случае коллизии между ними действует последующий закон; вместе с тем независимо от времени принятия приоритетными признаются нормы того закона, который специально предназначен для регулирования соответствующих отношений". Последний пассаж свидетельствует в пользу приоритета принципа lex specialis перед принципом lex posterior при их конфликте.
В то же время однозначной ясности в этом вопросе до сих пор нет. Встречается точка зрения, что в случае подобных коллизий суды могут разрешать их ситуативно на основе анализа целей более поздней законодательной реформы, здравого смысла, конституционных или иных соображений. Как бы то ни было, разумно предположить, что как минимум в контексте обязательственного права новая норма п. 1 ст. 307.1 ГК РФ может толковаться как отдающая приоритет в конфликте этих принципов толкования принципу lex specialis. Иначе говоря, когда бы ни была принята специальная норма иного федерального закона, регулирующая обязательственные отношения в контексте какого-то вида договоров, она должна сохранять приоритет перед общими нормами обязательственного права. Исключение, которое может обсуждаться, проявляется тогда, когда более старая специальная норма закона в свое время дублировала действовавшую в тот период общую норму ГК РФ: в такой ситуации есть аргументы в пользу того, чтобы в отступление от принципа, закрепленного в комментируемом положении, при изменении впоследствии общей нормы ГК РФ применять именно последнюю.
1.2. Может ли действие общих положений об обязательствах быть заблокировано или изменено подзаконными нормативными правовыми актами, принятыми Правительством РФ или иными федеральными органами исполнительной власти на основании делегированной федеральным законом компетенции? Толкование п. п. 5 и 7 ст. 3 ГК РФ в системном единстве с положениями п. 1 ст. 307.1 ГК РФ подталкивает к выводу, что это невозможно, если только в самой общей норме обязательственного права не указано на возможность ее изменения на уровне не только федеральных законов, но и иных правовых актов. В то же время не изменение или исключение, а дополнение и конкретизация общих норм обязательственного права на уровне таких постановлений Правительства РФ и нормативных правовых актов министерств и ведомств вполне возможны.
2. Норма п. 2 ст. 307.1 ГК РФ фиксирует очевидную и без такого указания возможность отступления от общих правил об обязательствах за счет специальных норм, включенных в гл. 59 и 60 ГК РФ, об обязательствах, возникающих из деликтов и неосновательного обогащения (действие принципа lex specialis derogat generali). Но, кроме того, комментируемая норма указывает на то, что суд вправе в контексте деликтных и кондикционных обязательств отступить от общих правил об обязательствах, если это вытекает из существа соответствующих отношений. Последнее действительно важный аспект, который указывает на то, что, несмотря на безусловную обязательственную природу деликтных и кондикционных правоотношений, такие обязательства обладают значительной спецификой. Общие правила об обязательствах индуцировались на протяжении веков европейскими и отечественными правоведами, судами и законодателем на основе обобщения частных споров и казусов, в основном возникающих в сфере договорных обязательств, и нередко несут на себе эту неизгладимую договорную печать. Соответственно, даже если отступление от общих правил об обязательствах в контексте таких особых видов обязательств прямо не легализовано нормами гл. 59 и 60 ГК РФ, суд наделен полномочиями отказаться применять эти общие нормы, констатировать пробел в законе и разрешить спор на основании аналогии закона или права или посредством применения принципов разумности, справедливости и добросовестности (ст. 6 ГК РФ) или уточнить применение общих положений об обязательствах с учетом специфики таких отношений.
3. Пункт 3 интересен тем, что он предписывает применение общих правил об обязательствах к требованиям, вытекающим из корпоративных отношений, и реституции по недействительной сделке. При этом, как и в случае с кондикционными и деликтными обязательствами, законодатель оговаривает, что суд вправе не применять к таким требованиям общие нормы об обязательствах, если этого требует существо соответствующих корпоративных или реституционных правоотношений.
3.1. Обращает на себя внимание то, что в этой норме законодатель воздержался от прямого упоминания о том, что требования, вытекающие из корпоративных отношений и последствий признания сделки недействительной, формируют полноценное обязательство. На контрасте с положением п. 2 это выглядит как намек на то, что такие требования обязательственными в точном смысле этого слова не являются, а их подчинение общим правилам об обязательствах является традиционным для ГК РФ юридико-техническим приемом, посредством которого законодатель переносит регулирование, установленное в Кодексе в отношении одного института, на другой, схожий институт. В то же время вопрос о наличии у таких требований поистине обязательственной природы в научном плане до сих пор остается открытым. Комментируемая норма закона не препятствует выводу о том, что такие требования хотя и обладают определенной спецификой, но все же являются элементами обязательства. Ранее в судебной практике ВАС РФ однозначно признавалось, что обязанность вернуть имущество в порядке реституции порождает полноценное обязательство (п. 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. N 102). Думаю, такое решение этого доктринального вопроса оправданно как минимум в отношении реституции.
Например, очевидно, что, как бы мы ни отвечали на теоретический вопрос об обязательственной природе реституции, в силу этой нормы п. 3 ст. 329 реституционное требование может уступаться по правилам ГК РФ о цессии. Это подтверждалось ранее в практике ВАС РФ (Постановление Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2000 г. N 1066/99). Следует также отметить, что п. 3 ст. 329 ГК РФ допускает использование способов обеспечения исполнения обязательства в целях обеспечения исполнения обязанностей, вытекающих из реституции ("при недействительности соглашения, из которого возникло основное обязательство, обеспеченными считаются связанные с последствиями такой недействительности обязанности по возврату имущества, полученного по основному обязательству"). Кроме того, долг из такого требования может быть прощен, прекращен новацией или передачей отступного (в отношении отступного см. п. 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. N 102). Единственный нюанс, который здесь следует учитывать, состоит в том, что реституция осуществляется, как правило, по судебному решению, соответственно, такое прекращение обязательства на стадии после вынесения судом решения должно оформляться в форме утверждаемого судом мирового соглашения.
Также мы не видим препятствий к тому, чтобы корпоративное право на выплату действительной стоимости доли при исключении или выходе участника из ООО могло бы быть уступлено, обеспечено, прекращено прощением долга, новацией или предоставлением отступного. В то же время не менее очевидно, что некоторые общие нормы об обязательствах к таким требованиям в силу их специфики применяться не могут. Перечень таких случаев, видимо, должен вырабатываться на уровне науки и судебной практики.
