Статья 434.1. Переговоры о заключении договора
Комментарий к статье 434.1
1. Пункт 1 ст. 434.1 ГК РФ, вступивший в силу с 1 июня 2015 г., устанавливает свободу сторон в ведении переговоров, самостоятельное несение каждой из сторон расходов на ведение переговоров и невозможность быть привлеченными к какой-либо ответственности в случае, если переговоры так и не завершатся заключением договора. Эти положения в полной мере вытекают из принципа свободы договора, подразумевающего в том числе свободу вступать в договорные отношения (ст. 421 ГК РФ). Здесь мы имеем общее правило, из которого нижеследующие пункты устанавливают определенные исключения.
2. Согласно п. 2 ст. 434.1 ГК РФ устанавливается запрет на недобросовестную практику ведения переговоров. Стороны не должны злоупотреблять своим правом свободного ведения и выбора приемов и тактики переговоров.
Ответственность за недобросовестное ведение переговоров (culpa in contrahendo, precontractual liability) хорошо известна многим европейским правопорядкам и актам международной унификации частного права (ст. 2.1.15 Принципов УНИДРУА, ст. II.-3:301 Модельных правил европейского частного права). При этом в комментируемой норме установлен неисчерпывающий перечень случаев, в которых суду следует констатировать недобросовестность ведения переговоров. Какие виды недобросовестного поведения закон прямо называет?
2.1. Недобросовестно ведение переговоров лишь для вида при заведомом отсутствии намерения завершить переговоры заключением договора (например, когда переговоры ведутся лишь с целью получения той или иной информации без намерения реально вступить в договорные отношения). Нет никаких сомнений, что такое поведение является явно недобросовестным (хотя и труднодоказуемым).
2.2. В ряде случаев недобросовестно сообщение в ходе переговоров недостоверной информации. При толковании данного положения следует не забывать о том, что речь идет о недобросовестном поведении. Поэтому сообщение ложной информации влечет ответственность по данной статье только в случае умысла или неосторожности. Вряд ли можно признать недобросовестным предоставление недостоверной информации, происшедшее в условиях, когда лицо, предоставившее информацию, не знало и не должно было знать о недостоверности сообщаемой информации. При этом вина лица, предоставившего недостоверную информацию, предполагается, если это лицо не докажет, что оно само в момент предоставления информации считало ее правдивой и не имело оснований сомневаться в ее достоверности.
Тут надо напомнить, что, если договор в итоге все-таки был заключен, для привлечения к ответственности лица за предоставление ложной информации подлежит применению специальная ст. 431.2 ГК РФ о недостоверных заверениях (которая применяется и к заверениям, предоставленным до заключения договора). Согласно п. 4 ст. 431.2 ГК РФ в такой ситуации лица, осуществляющие предпринимательскую деятельность, или стороны корпоративного договора или договора об отчуждении акций или доли несут строгую, независящую от вины ответственность за предоставление ложных заверений. Подробнее о соотношении норм ст. ст. 434.1 и 431.2 ГК РФ см. комментарий к ст. 431.2 ГК РФ.
2.3. Недобросовестно умолчание о таких обстоятельствах, которые в силу характера договора должны были быть доведены до сведения другой стороны. По сути, речь должна идти о ситуациях, когда раскрытие соответствующей информации на стадии переговоров вытекало из принципа добросовестности. Например, поведение продавца судна, который сообщил потенциальному покупателю всю позитивную информацию о потенциальном объекте отчуждения, простимулировав того отправить специальных экспертов в соответствующий далекий порт для детального осмотра, но не сообщил ему, что судно имеет значительную пробоину, имеет явно недобросовестный характер. С точки зрения принципа добросовестности такая важная для любого потенциального покупателя информация должна быть раскрыта в самом начале, чтобы покупатель мог осознанно принимать решение о несении расходов на дальнейшие переговоры. Более подробное регулирование информационных обязанностей коммерсанта при заключении договора с потребителем содержится в ст. ст. 8 - 12 Закона о защите прав потребителей.
Требование о раскрытии информации, подлежащей раскрытию в силу принятых в обороте стандартов поведения, предусмотрено в п. 2 ст. II.-3:101 Модельных правил европейского частного права. Более жесткие и детально прописанные информационные преддоговорные обязанности этот акт унификации возлагает на коммерсанта, заключающего договор с потребителем (ст. ст. II.-3:102 - II.-3:104 Модельных правил европейского частного права).
2.4. Наконец, недобросовестно внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора при таких обстоятельствах, при которых другая сторона переговоров не могла разумно этого ожидать. Здесь мы имеем, пожалуй, самый потенциально опасный и сложный аспект этой статьи. Безусловно, сторона вольна прервать переговоры на любой их стадии, но закон исходит из того, что в некоторых обстоятельствах такое поведение может быть недобросовестным. Как следует из закона, чтобы прерывание переговоров считалось недобросовестным, мало того, чтобы оно было неожиданным и безосновательным, требуется, чтобы прекращение переговоров подрывало разумные ожидания другой стороны.
В принципе любая сторона переговоров должна быть готова к тому, что другая сторона может выйти из переговоров на любой их стадии, ничего при этом не объясняя. Как справедливо указал ВС РФ в Постановлении Пленума от 24 марта 2016 г. N 7, "само по себе прекращение переговоров без указания мотивов отказа не свидетельствует о недобросовестности соответствующей стороны". Соответственно, для того, чтобы неожиданное и немотивированное прерывание стороной переговоров являлось недобросовестным, требуется доказать особые обстоятельства, которые могли создать у стороны переговоров разумные ожидания того, что переговоры неожиданно прерваны не будут. Типичным вариантом таких особых обстоятельств является ситуация, когда одна из сторон на той или иной стадии переговоров уверяет другую о серьезности своих намерений и желании во что бы то ни стало прийти к соглашению и прилагает все усилия к нахождению компромисса, подталкивая другую сторону приступить к подготовке исполнения. Неожиданное и не оправданное какими-то объективными причинами прерывание переговоров в такой ситуации (особенно когда переговоры зашли далеко и большинство параметров сделки уже согласовано) действительно может быть с учетом конкретных обстоятельств признано недобросовестным. Например, если контрагент сообщает партнеру по итогам длительных согласований проекта договора о том, что он наконец готов подписать договор, и назначает дату и место подписания и последний в расчете на это покупает билеты и прилетает в отдаленный регион для проставления подписей на договоре, но в последний момент узнает о том, что контрагент неожиданно передумал, можно говорить о наличии оснований для применения данной нормы.
2.5. Наличие этого перечня не исключает того, что в конкретных обстоятельствах недобросовестным ведением переговоров могут быть признаны и какие-то иные варианты поведения сторон переговоров.
3. Пункт 3 ст. 434.1 ГК РФ определяет характер ответственности за недобросовестное ведение переговоров (преддоговорной ответственности). Цель этой ответственности состоит в том, чтобы вернуть пострадавшего в то состояние, которое имело место до начала переговоров. Как отметил ВС РФ в Постановлении Пленума от 24 марта 2016 г. N 7 (п. 20), "в результате возмещения убытков, причиненных недобросовестным поведением при проведении переговоров, потерпевший должен быть поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы не вступал в переговоры с недобросовестным контрагентом". Здесь Суд дает определение возмещения убытков по модели защиты так называемого негативного интереса.
О каких убытках идет речь?
В первую очередь в силу прямого указания в комментируемом пункте такая ответственность состоит в возмещении стороной, которая проявила недобросовестность на стадии ведения переговоров, другой стороне расходов последней на ведение переговоров.
В п. 3 ст. 434.1 ГК РФ также указывается на то, что подлежат возмещению расходы, понесенные в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом. Это положение противоречиво, так как в случае утраты возможности заключить договор с третьим лицом из-за ведения переговоров, не приведших к положительному результату в связи с недобросовестным поведением другой стороны переговоров, возникают не расходы, а упущенная выгода. Возможность взыскания упущенной выгоды от утраты возможности заключить альтернативный договор в рамках модели защиты негативного интереса является в российском праве вопросом недостаточно разработанным, что, видимо, и повлекло то самое противоречие в тексте п. 3 ст. 434.1 ГК РФ. Но если закон упоминает утрату возможности заключить альтернативный договор, трудно объяснить, почему закон говорит здесь только о расходах. Сложно представить себе, какие могут быть расходы при утрате такой возможности. Для сравнения: в ст. II.-3:301 Модельных правил европейского частного права говорится о возмещении любых потерь, вызванных недобросовестным ведением переговоров, также о возмещении потерь при недобросовестном ведении переговоров говорит и ст. 2.1.15 Принципов УНИДРУА. В ответ на это противоречие в законе (возможно, вытекающее из неуверенности законодателя в правильном решении) ВС РФ в п. 20 Постановления Пленума от 24 марта 2016 г. N 7 указал, что истец вправе требовать возмещения не только расходов на ведение переговоров, но и убытков, понесенных в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом по правилам ст. 15 ГК РФ. Нетрудно заметить, что Суд вполне осознанно заменил указанные в норме расходы на убытки, косвенно допустив тем самым взыскание и упущенной выгоды от срыва возможности заключить альтернативный договор с третьим лицом.
Перспективы взыскания в этом контексте упущенной выгоды, видимо, прояснятся в будущем при развитии судебной практики. Сложность вопроса состоит в том, что взыскание упущенной выгоды от утраты возможности заключить альтернативную сделку в рамках модели защиты негативного интереса может поставить пострадавшего в положение, в целом сопоставимое с тем, в котором он бы находился, если бы его права защищались взысканием убытков по модели позитивного интереса. В некоторых случаях пострадавший в результате возмещения убытков может оказаться в положении, сопоставимом с тем, в каком он оказался бы при надлежащем исполнении несостоявшейся сделки, или даже в лучшем положении, а это противоречит самому смыслу преддоговорной ответственности.
Важно отметить, что несмотря на то, что комментируемый пункт говорит только о возмещении расходов на переговоры и расходов (в интерпретации п. 20 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7 - убытков) в связи с утратой возможности заключить альтернативный договор с третьим лицом, это же Постановление Пленума в том же пункте представляет эти два вида убытков лишь в качестве иллюстрации защиты "негативного интереса". Иначе говоря, согласно данному Постановлению могут быть взысканы и иные убытки, цель возмещения которых состоит в том, чтобы поставить пострадавшего в положение, имевшее место до начала переговоров.
3.1. Природа преддоговорной ответственности в самом тексте ГК РФ не проясняется. Этот вопрос в науке является достаточно спорным. В то же время в силу прямого указания п. 19 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7 к такого рода требованиям субсидиарно применяются положения гл. 59 ГК РФ. Иначе говоря, Суд недвусмысленно признал деликтную природу ответственности за недобросовестное ведение переговоров.
3.2. Так как ответственность за недобросовестное ведение переговоров имеет деликтный характер, к таким искам применяется положение ст. 1068 ГК РФ, согласно которому юридическое лицо либо гражданин возмещает вред, причиненный недобросовестным поведением его работника при проведении переговоров. На это прямо указано в п. 19 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7. Соответственно, юридическое лицо должно нести ответственность за недобросовестное поведение при проведении переговоров не только лиц, уполномоченных на заключение договора, но и иных своих сотрудников.
3.3. Деликтная квалификация иска о возмещении убытков в связи с недобросовестным поведением на стадии переговоров не отменяет определенную специфику такого рода ответственности. Она состоит в том, что убытки возникают не как следствие причинения вреда личности или имуществу жертвы, как того требует общее определение деликтной ответственности согласно п. 1 ст. 1064 ГК РФ. Убытки возникают непосредственно в финансовой сфере жертвы (так называемые чисто экономические убытки, "pure economic loss"). Так как основанием для их взыскания является не какое-то четко очерченное действие (причинение вреда личности или имуществу), а нарушение стандарта добросовестного поведения, при рассмотрении споров о привлечении к преддоговорной ответственности невозможно четко разделить факторы неправомерности и вины. Это разделение достаточно просто провести, например, в случаях причинения вреда имуществу жертвы: неправомерность состоит в самом факте порчи или уничтожения чужой вещи, а вина проявляется в форме неосторожности или умысла. Но в случае с ответственностью за недобросовестное ведение переговоров (равно как и в иных случаях, когда ответственность наступает за нарушение таких оценочных и во многом этических стандартов) такое разделение очень трудно последовательно провести. Соответственно, классический принцип деликтной ответственности (факт причинения вреда доказывает жертва деликта, а отсутствие вины доказывает делинквент) в случае с преддоговорной ответственностью не работает. Очевидно, что, так как добросовестность лиц предполагается (п. 5 ст. 10 ГК РФ), истец, настаивающий на привлечении ответчика к преддоговорной ответственности, должен доказать недобросовестность ответчика. Но, доказывая неправомерность (т.е. недобросовестность) поведения ответчика, истец неизбежно доказывает и вину последнего. Трудно представить себе, что лицо может вести себя недобросовестно и при этом быть невиновным. Соответственно неудивительно, что ВС РФ в Постановлении Пленума от 24 марта 2016 г. N 7 (п. 19) прямо указал на то, что поведение сторон переговоров предполагается добросовестным, бремя доказывания недобросовестности ответчика лежит на истце, а п. 2 ст. 1064 ГК РФ, устанавливающий презумпцию вины делинквента, не применяется к преддоговорной ответственности.
В то же время согласно п. 19 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7 "недобросовестность действий ответчика предполагается, если имеются обстоятельства, предусмотренные подпунктами 1 и 2 пункта 2 статьи 434.1 ГК РФ". В этих случаях, как указывает Суд, "ответчик должен доказать добросовестность своих действий". Речь здесь идет о ситуациях, когда истец доказал, что ответчик сообщил ему на стадии переговоров недостоверную информацию или умолчал о той информации, которую принято раскрывать на стадии переговоров, либо что ответчик внезапно и неоправданно прервал переговоры в ситуации, когда истец не мог разумно этого ожидать. Иначе говоря, смысл указания в п. 2 ст. 434.1 ГК РФ этих примеров недобросовестного ведения переговоров состоит в том, что, если истец смог доказать эти явные признаки недобросовестного поведения, бремя опровержения такой квалификации своего поведения переносится на ответчика.
3.4. О природе ответственности при нарушении сторонами условий соглашения о порядке ведения переговоров см. комментарий к п. 5 данной статьи.
4. Согласно п. 4 ст. 434.1 ГК РФ информация, сообщенная в ходе ведения переговоров на условиях конфиденциальности, не может быть раскрыта получившей такую информацию стороной переговоров третьим лицам или ненадлежащим образом использована в своих целях. Если все же режим конфиденциальности будет нарушен, нарушитель должен возместить другой стороне все возникающие в связи с этим убытки независимо от того, был договор в результате таких переговоров заключен или нет. Примерно те же формулировки содержатся в ст. 2.1.16 Принципов УНИДРУА и в ст. II.-3:302 Модельных правил европейского частного права.
4.1. Здесь стоит определиться в вопросе о том, когда информация, предоставляемая при переговорах, является конфиденциальной.
Пункт 2 ст. II.-3:302 Модельных правил европейского частного права предусматривает следующий подход к определению того, что такое конфиденциальная информация: указывается, что такой информацией является "информация, о конфиденциальном характере которой получающая ее сторона знает или может разумно предполагаться знающей исходя из характера информации либо обстоятельств, при которых она получена". Такой подход, безусловно, является достаточно гибким, но оборотной его стороной является значительная правовая неопределенность положения реципиента информации. Он может не воспринять ту или иную информацию в качестве конфиденциальной, а впоследствии суд признает, что разумное лицо на его месте выявило бы, что среди потока информации, которыми стороны обмениваются в процессе переговоров, именно данное конкретное сообщение имело конфиденциальный характер.
Чуть более формализованным, но все же относительно гибким могло бы быть такое решение: ответственность наступает по общему правилу в случае распространения или неправомерного использования информации, предоставленной в ходе переговоров, с оговоркой о конфиденциальности, но в исключительных случаях такая ответственность может наступать и тогда, когда речь идет о той информации, которая хотя и не сопровождалась такой оговоркой, но не могла не расцениваться реципиентом в качестве конфиденциальной с учетом всех обстоятельств дела.
В то же время есть определенные основания и для принятия максимально формализованного подхода, при котором режим конфиденциальности будет действовать только в случае сопровождения предоставляемой информации соответствующей оговоркой. Этот формализованный подход может быть оправдан тем, что в процессе ведения переговоров стороны обмениваются большим объемом информации как в рамках устных переговоров, так и в переписке. Если не формализовать тот объем информации, который предоставляется на условиях конфиденциальности, за разглашение или неправомерное использование которой может наступать ответственность, возникают труднопрогнозируемые риски и абсолютно неуместная неопределенность.
Отечественной судебной практике еще предстоит определиться в выборе той или иной модели решения этой проблемы.
4.2. Что такое разглашение конфиденциальной информации - интуитивно вполне понятно. Но что такое указанное в комментируемом пункте ненадлежащее использование полученной информации для своих целей? Судебной практике еще предстоит определиться в этом вопросе. Законодатель, видимо, имел в виду не любое использование конфиденциальной информации в своих коммерческих целях, а только те случаи, когда такое использование может причинить вред интересам стороны, раскрывшей такую информацию. К таким ситуациям можно отнести, например, случай, когда потенциальный покупатель после получения от владельца компании ценной конфиденциальной информации, во многом определяющей уникальный конкурентный потенциал соответствующего бизнеса, прерывает переговоры под тем или иным предлогом и вскоре запускает свой собственный бизнес с использованием этого ноу-хау, создавая конкуренцию несостоявшемуся продавцу.
С учетом неопределенности этого основания ответственности сторонам стоит рекомендовать подробно конкретизировать режим конфиденциальности в соответствующем соглашении о конфиденциальности, заключаемом на стадии переговоров, до раскрытия конфиденциальной информации. О том, какое соглашение здесь имеется в виду, см. комментарий к п. 5 настоящей статьи.
4.3. Представляется логичным допустить право одной из сторон, узнавшей о том, что другая сторона намеревается неправомерно разгласить полученную в ходе переговоров конфиденциальную информацию или использовать ее, подать в суд иск о запрете совершения соответствующих действий (упомянутый в ст. ст. 12 и 1065 ГК РФ иск о пресечении действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения). Эта возможность прямо указана и в п. 2 ст. II.-3:302 Модельных правил европейского частного права. Игнорирование ответчиком такого введенного судом запрета будет влечь для него негативные последствия, предусмотренные законодательством на случай неисполнения судебного решения (включая взыскание установленной судом судебной неустойки (астрента) по правилам п. 1 ст. 308.3 ГК РФ, применимым здесь, видимо, по аналогии закона).
4.4. Общей санкцией за разглашение или использование конфиденциальной информации, согласно комментируемому пункту, является взыскание убытков. К расчету таких убытков должны применяться правила ст. 15 ГК РФ: соответственно истец вправе рассчитывать на взыскание реального ущерба, упущенной выгоды, а также вместо взыскания упущенной выгоды может требовать возмещения ему всех доходов, которые извлек нарушитель из факта неправомерного разглашения или использования конфиденциальной информации. Так, например, если один из несостоявшихся контрагентов использовал полученную конфиденциальную информацию при заключении договора с третьим лицом (например, выдал полученные в процессе переговоров от контрагента чертежи за свои и выиграл крупный тендер на изготовление соответствующей продукции, объявленный третьим лицом), то пострадавшая сторона вправе требовать от нарушителя перечисления ей всей прибыли, которую получил нарушитель от исполнения этого контракта. Последнее прямо предусмотрено в п. 4 ст. II.-3:302 Модельных правил европейского частного права.
4.5. Очень интересен вопрос об основаниях ответственности за разглашение конфиденциальной информации. Если исходить из деликтной природы такой ответственности, то логично допустить, что ответственность строится на началах вины (п. 2 ст. 1064 ГК РФ). Соответственно, если сторона, от которой данная информация "утекла" третьим лицам, докажет, что она не виновата в разглашении, так как последнее произошло не в силу умысла или неосторожности, то ответственности не будет. Такая ситуация может иметь место, в частности, если конфиденциальная информация утекла из-за изъятия правоохранительными органами компьютеров компании, на которых данная информация хранилась, по необоснованному уголовному делу и получения доступа к информации широкого круга третьих лиц либо из-за хакерской атаки на серверы компании, для предотвращения или пресечения которой контрагент проявил должные меры заботливости и осмотрительности.
В то же время если между сторонами на стадии переговоров заключено соглашение о конфиденциальности (неразглашении), то нарушение таких обязательств будет влечь уже договорную ответственность (ст. 393 ГК РФ), которая, как известно из п. 3 ст. 401 ГК РФ, для должников-коммерсантов от вины не зависит. Договорная ответственность в данном случае исключает применение правил о деликтной ответственности. Подробнее о таких соглашениях см. п. 5.1 комментария к настоящей статье.
5. Пункт 5 ст. 434.1 ГК РФ признает возможным заключение соглашения о переговорах, в котором стороны могут уточнить порядок ведения переговоров, в том числе установив распределение расходов на ведение переговоров. Вполне очевидно, что такое соглашение может также содержать условие о запрете на ведение параллельных переговоров с третьими лицами в течение установленного в таком соглашении срока ведения переговоров (так называемое условие об эксклюзивности переговоров), порядок раскрытия информации, обязательства в течение определенного срока не начинать конкурировать с другой стороной в случае срыва переговоров на стадии после предоставления этой другой стороной конфиденциальной информации о своих ноу-хау, используемых в бизнесе, и т.п. Стороны также могут зафиксировать в таком соглашении обязанность по уплате неустойки в случае нарушения установленных в таком соглашении правил ведения переговоров.
На практике такие соглашения иногда оформляются при ведении переговоров о заключении крупных инвестиционных или финансовых контрактов.
Соглашение о ведении переговоров отличается от предварительного договора тем, что оно не порождает обязательств заключить договор в будущем. Соответственно, на основании такого соглашения нельзя предъявить иск о принуждении к заключению договора.
5.1. Особенно часто стороны в процессе переговоров или до их начала заключают соглашение о конфиденциальности (non-disclosure agreement, confidentiality agreement), которое подробно регулирует процесс передачи конфиденциальной информации (например, требуют сопровождения конфиденциальной информации соответствующими сопроводительными письмами, фиксируют лиц, уполномоченных на предоставление и получение информации, и т.п.), конкретизирует то, какая информация будет считаться конфиденциальной, устанавливают сроки сохранения информации в тайне, уточняют требование о недопустимости использования информации в своих целях, а также предусматривают неустойку за нарушение режима конфиденциальности. Такое соглашение прямо не урегулировано в законе, но возможность его заключения недвусмысленно вытекает из принципа свободы договора. Более того, такое соглашение может рассматриваться как особый вид соглашения о ведении переговоров, предусмотренного в комментируемом пункте. С учетом сложностей в толковании новых положений п. 4 об ответственности за нарушение правил о конфиденциальности сторонам для формирования более прочного и предсказуемого режима своих отношений рекомендуется заключать соглашение о конфиденциальности.
5.2. Если сторона нарушает условия соглашения о переговорах, речь должна идти об ответственности за нарушение обязательств по правилам ст. 393 ГК РФ и иным правилам гл. 25 ГК РФ. Нормы гл. 59 ГК РФ о деликтной ответственности здесь неприменимы. При этом здесь могут возникать интересные вопросы на стыке договорной и деликтной ответственности. Например, может сложиться ситуация, когда сторона формально не нарушает прямо прописанные в договоре правила ведения переговоров, но ее поведение явно недобросовестно. С одной стороны, в такой ситуации суд может применить правила настоящей статьи о преддоговорной ответственности и общие правила гл. 59 ГК РФ о деликте. С другой стороны, суд может расширить охват договорного правоотношения за счет выведения из общего принципа добросовестности некоторых дополнительных правил и условий (п. 3 ст. 307 ГК РФ) и применить к нарушителю таких подразумеваемых правил исполнения договорных обязательств общие нормы гл. 25 ГК РФ об ответственности договорной. Вопрос этот достаточно сложный. Предсказать, по какому пути пойдет судебная практика, на настоящий момент затруднительно.
6. Согласно п. 6 ст. 434.1 ГК РФ потребитель не несет ответственности ни за недобросовестные действия на стадии переговоров, ни за нарушение режима конфиденциальности. Такая норма вызывает некоторые сомнения. Из нее, в частности, следует странный вывод о том, что гражданин-потребитель вправе цинично лгать своему потенциальному коммерческому контрагенту на стадии ведения переговоров, не неся при этом никакой ответственности (например, сообщить банку при ведении переговоров о заключении договора кредита ложную информацию о своих доходах).
7. Согласно п. 7 ст. 434.1 ГК РФ правила данной статьи применяются независимо от того, был ли заключен по итогам переговоров договор или нет. Эта норма вызывает определенные вопросы. Она вполне применима к п. 4 данной статьи об ответственности за нарушение режима конфиденциальности, на что, впрочем, прямо и указывает п. 4. Но ее применение к ответственности за недобросовестное ведение переговоров по п. 2 данной статьи вступает в противоречие с тем, что согласно п. 3 в качестве санкции за недобросовестное ведение переговоров установлено возмещение негативного интереса (в том числе расходов на ведение переговоров, а также убытков, связанных с утратой возможности заключить договор с третьим лицом). Защита "негативного интереса" логична в основном в тех случаях, когда переговоры не привели к заключению договора и сторона хочет возместить понесенные расходы и восстановить статус-кво, имевший место до начала переговоров. Когда договор в итоге был заключен, возмещение понесенных на переговоры расходов, а также возмещение убытков, возникших в связи с утратой возможности заключить альтернативный договор с третьим лицом, выглядит не вполне логично.
Кроме того, как уже отмечалось, в случае сообщения на стадии переговоров недостоверной информации при условии последующего заключения договора ответственность по ст. 434.1 ГК РФ также исключается, уступая дорогу специальным нормам ст. 431.2 ГК РФ об ответственности за недостоверные заверения, из широкой формулировки которой может быть выведено (за исключением случая признания договора недействительным) полное возмещение убытков по модели защиты позитивного интереса (подробнее см. комментарий к ст. 431.2 ГК РФ).
Наконец, если недобросовестность стороны состояла в предоставлении недостоверной информации или умолчании об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны были быть доведены до сведения другой стороны, и сторонами был заключен договор, который позднее был признан судом по этой причине недействительным по правилам ст. ст. 178 и 179 ГК РФ (введение в заблуждение или обман), то ответственность за данное недобросовестное поведение будет наступать по специальным правилам, указанным в ст. ст. 178 и 179 ГК РФ. Поэтому ВС РФ вполне обоснованно отметил, что как минимум в случае указанного варианта недобросовестного ведения переговоров ответственность по правилам п. 3 ст. 434.1 ГК РФ применяется только в случаях, когда в результате такого поведения жертва отказалась заключать договор (п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7).
С учетом этого сфера применения положения п. 7 ст. 434.1 ГК РФ о возможности взыскания убытков по правилам данной статьи и в случае заключения договора оказывается весьма узкой. В теории можно представить себе случай недобросовестного ведения переговоров, когда они привели другую сторону к утрате интереса в заключении договора, последний был в итоге заключен, но пострадавший решил взыскать со своего новоявленного партнера не все понесенные на переговоры расходы, а специфические расходы, спровоцированные именно недобросовестностью партнера. Но и в таком случае сложно говорить о том, что возмещение этих убытков ставит пострадавшего в положение, в котором он находился до начала переговоров. Скорее, возмещение таких расходов направлено на то, чтобы поставить пострадавшую сторону в положение, в котором она находилась бы, если бы другая сторона не проявила недобросовестность.
8. Из смысла п. 8 ст. 434.1 ГК РФ вытекает, что положения данной статьи об ответственности за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии не исключают предъявления дополнительных деликтных требований, если на стадии ведения переговоров будет причинен вред имуществу или личности одной из сторон. Например, если в результате осмотра дома, продажа которого была предметом переговоров, покупателю был причинен вред здоровью в результате падения черепицы, пострадавший вправе предъявить другой стороне обычный иск о возмещении вреда здоровью по правилам гл. 59 ГК РФ. Такая ответственность не будет охватываться правилами ст. 434.1 ГК РФ, а будет подчиняться общему режиму деликтной ответственности.
