Статья 431.1. Недействительность договора
Комментарий к статье 431.1
1. Пункт 1 комментируемой статьи напоминает о действии принципа lex specialis derogat generali и, по сути, дублирует положение п. 2 ст. 420 ГК РФ, согласно которому все правила о сделках, содержащиеся в гл. 9 ГК РФ (а значит, и правила о недействительности сделок), применяются к договорам, если иное не следует из ГК РФ. Комментируемая же норма указывает на то, что общие правила о недействительности сделок применяются к договорам, если иное не следует из положений п. п. 2 - 3 данной статьи и законодательных норм об отдельных видах договоров. В целом, как представляется, ничего нового норма п. 1 данной статьи в право не привносит, разве что подчеркивает возможность отступления от общих норм о недействительности сделок не только на уровне специальных норм об отдельных видах договора, закрепленных в ГК РФ, но и на уровне специальных норм, содержащихся в иных законодательных актах (подробнее см. комментарий к п. 2 ст. 420 ГК РФ).
2. Положение п. 2 комментируемой статьи вызывает массу вопросов. Эта появившаяся в ГК РФ 1 июня 2015 г. норма устанавливает, что, если сторона приняла исполнение от другой стороны и, не желая осуществлять свое встречное исполнение в целом или в части, пытается оспорить договор, ей должно быть отказано в иске об оспаривании договора. У нас нет сомнений в том, что в целом ряде случаев такое поведение лица, получившего исполнение и оспаривающего договор, недобросовестно и носит непоследовательный и противоречивый характер. В нашем праве пока не вполне прояснено, является ли эта утрата права на оспаривание результатом применения доктрины эстоппель (запрета на противоречивое и непоследовательное поведение, venire contra factum proprium) как частного случая запрета на злоупотребление правом, либо право на оспаривание в такой ситуации утрачивается в связи с совершением односторонней сделки ратификации оспоримой сделки и с принципом добросовестности блокирование права на оспаривание не связано. Ни та ни другая доктрины в российском праве не разработаны сами по себе, что затрудняет прояснение и указанного вопроса о квалификации указанной нормы.
Как бы то ни было, сама идея блокирования права на оспаривание оспоримой сделки в случае ее ратификации представляется разумной. Проблема заключается в том, что запрет на оспаривание после ратификации оспоримой сделки с 2013 г. установлен в п. 2 ст. 166 ГК РФ ("Сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли"). Это закрепленное в п. 2 ст. 166 ГК РФ положение соответствует общепринятому в европейском праве подходу, согласно которому оспаривание сделки (в том числе договора) блокируется, если, после того как возникли основания для оспаривания и начал течь срок давности на оспаривание, управомоченная на оспаривание сторона, которая знала или должна была знать об основаниях оспаривания, прямо или косвенно подтверждает (ратифицирует) действительность сделки (ст. 3.2.9 Принципов УНИДРУА, ст. II.-7:211 Модельных правил европейского частного права).
Пункт 2 ст. 431.1 ГК РФ зачем-то выделяет лишь один частный случай общего правила об утрате права на оспаривание договора после ратификации. В чем логика такого шага? Думается, что положение п. 2 ст. 431.1 ГК РФ никак не может заблокировать применение той же идеи ратификации в том широком виде, в каком она прописана в п. 2 ст. 166 ГК РФ, т.е. в отношении других форм ратификации, прямо не предусмотренных в п. 2 ст. 431.1 ГК РФ. Например, если ратификация происходила не в форме принятия исполнения от контрагента, а в форме осуществления собственного полного или частичного исполнения или в форме той или иной переписки, подтверждающей признание договора действующим, такая ратификация влечет утрату права на оспаривание по правилам п. 2 ст. 166 ГК РФ. Толкование нормы п. 2 ст. 431.1 ГК РФ как исключающей в принципе применение более общей нормы п. 2 ст. 166 ГК РФ и блокирующей возможность ратификации оспоримого договора иными способами, нежели принятие исполнения, выглядит со всей очевидностью абсурдным. Но тогда как же следует толковать положение п. 2 ст. 431.1 ГК РФ?
2.1. Возможно, смысл нового положения п. 2 ст. 431.1 ГК РФ состоит в том, чтобы просто конкретизировать действие общего правила о ратификации оспоримой сделки, указав на одну из типичных ситуаций его применения (недобросовестное оспаривание договора ответчиком, получившим исполнение от другой стороны без каких-либо возражений, с целью избежать ответственности за его неисполнение). Если так, то следует отметить, что законодатель посчитал нужным не просто привести в нормах о договорах один из частных случаев применения общей нормы о сделках, а установить целый ряд специальных условий применения этого общего правила, которые отсутствуют в общем правиле и отдельные из которых достаточно сомнительны.
2.2. Необходимо начать со следующего: п. 2 ст. 431.1 ГК РФ говорит о том, что оспаривание договора блокируется в описанной в этой норме ситуации только тогда, когда договор связан с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности. Не вполне понятно, почему то же ограничение на оспаривание не может применяться тогда, когда договор заключен между предпринимателем и непредпринимателем и при этом договор пытается оспорить именно предприниматель. Соответственно, оправданна такая телеологическая интерпретация комментируемой нормы, при которой она будет касаться только случаев оспаривания договора предпринимателем независимо от того, с кем такой договор заключен.
Но разумно ли, что закон позволяет себя вести непоследовательно (заключать договор, принимать исполнение по нему от контрагента без возражений, а потом оспаривать договор из-за нежелания осуществлять свое встречное исполнение) непредпринимателю? Такого ограничения общего правила о ратификации при оспаривании п. 2 ст. 166 ГК РФ не содержит. В итоге получается, что если ратификация оспоримого договора происходит в форме добровольного принятия исполнения, то блокирование права на оспаривание в силу п. 2 ст. 431.1 ГК РФ происходит, только если договор оспаривает предприниматель; если же ратификация происходит в форме осуществления своего полного или частичного исполнения, подписания тех или иных дополнительных соглашений к спорному договору или иным образом, то блокирование права на оспаривание в силу п. 2 ст. 166 ГК РФ происходит независимо от статуса сторон договора.
В принципе при желании найти определенные аргументы в пользу такой дифференциации можно. Возможно, законодатель решил дифференцированно отнестись к различным формам ратификации, посчитав ратификацию в форме принятия исполнения наименее сильной и очевидной и решив, что такая слабая форма ратификации недостаточна, чтобы заблокировать право оспаривания договора непредпринимателя. И действительно, в ситуации, когда сторона договора исполняет свои обязательства по договору или иным образом эксплицитно манифестирует свою волю считать договор действующим, не возникает никаких сомнений в воле этой стороны ратифицировать договор и отказаться от своего права оспаривания. В то же время в ситуации принятия исполнения могут в ряде случаев иметься определенные сомнения в воле лица отказаться от своего права оспаривания (например, родственник стороны оспоримого договора, осуществляя полномочия в силу обстановки, мог принять пришедший товар, не разобравшись в вопросе о действительности договора). Иначе говоря, возможно, законодатель исходил из того, что для ратификации договоров непредпринимателем требуется более однозначное и недвусмысленное поведение стороны (например, исполнение собственных обязательств по договору); молчаливого же принятия исполнения еще недостаточно, чтобы можно было констатировать ратификацию и блокировать право оспаривания.
Вопрос о том, насколько разумно поступил законодатель, положив в основу такой дифференциации правил о ратификации в зависимости от формы ратификации вышеуказанную логику, требует дополнительного анализа.
2.3. В п. 2 ст. 431.1 ГК РФ в отличие от общего правила п. 2 ст. 166 ГК РФ указывается на то, что блокирование права на оспаривание при ратификации в форме принятия исполнения не работает, если речь идет о таких составах недействительности, как совершение сделки юридическим лицом в противоречие с целями его деятельности (ст. 173 ГК РФ), заблуждение (ст. 178 ГК РФ), а также обман, насилие, угроза или кабальность (ст. 179 ГК РФ). Соответственно, тут возникает множество проблем с системным толкованием данных норм.
Первый вариант интерпретации таков: при недействительности сделки по основаниям, указанным в ст. ст. 173, 178 и 179 ГК РФ, правило о ратификации в принципе не работает независимо от формы ратификации. Его следует сходу отмести. Абсолютно непонятно, почему это правило не может применяться, например, в ситуации, когда лицо, впоследствии узнав о своем заблуждении, имевшем место при заключении договора, подтверждает действие договора, осуществляя свое исполнение, подписывая акт сверки или ратифицируя договор иным недвусмысленным образом.
Второй вариант интерпретации: при ратификации оспоримого договора посредством принятия исполнения эффект блокирования права на оспаривание договора по указанным составам недействительности все равно будет иметь место. Он будет опираться не на п. 2 ст. 431.1 ГК РФ, а на п. 2 ст. 166 ГК РФ. Такая интерпретация также должна быть отвергнута по догматическим соображениям, так как со всей очевидностью будет иметь характер contra legem (т.е. идти против буквы закона) и нарушать принцип lex specialis derogat generali.
Третий вариант интерпретации: если речь идет об указанных составах недействительности, ратификация оспоримого договора в форме принятия исполнения в силу специальной оговорки в п. 2 ст. 431.1 ГК РФ не блокирует право на оспаривание, в то время как иная форма ратификации оспоримого договора блокирует право на оспаривание и по таким составам недействительности в силу общего правила п. 2 ст. 166 ГК РФ. Иначе говоря, при такой интерпретации последовательно проводится в жизнь принцип lex specialis.
Применительно к этому варианту интерпретации могут быть высказаны сомнения в логичности исключения применения правила о ратификации в отношении как минимум ряда из указанных составов недействительности. Если, например, сторона заключала договор в состоянии заблуждения (ст. 178 ГК РФ) или столкнулась с тем, что другая сторона не раскрыла ей ту или иную информацию, раскрытие которой требовалось согласно принципу добросовестности (п. 2 ст. 179 ГК РФ), осознала наличие этих пороков воли и уже после этого ратифицировала договор, без оговорок добровольно приняв исполнение, а потом пытается оспорить договор, ее поведение непоследовательно в не меньшей мере, чем если бы она ратифицировала договор иным образом (например, исполнив свое встречное обязательство по договору).
В то же время можно допустить и иную логику рассуждений. Возможно, законодатель решил (так же как и в случае с вопросом, указанным в п. 2.2 комментария к настоящей статье) дифференцированно отнестись к различным формам ратификации, посчитав ратификацию в форме принятия исполнения менее "сильной" и очевидной и решив, что такая слабая форма ратификации недостаточна, чтобы заблокировать право оспаривания договора по столь серьезным основаниям, как заблуждение, обман, насилие и т.п. Иначе говоря, возможно, законодатель исходил из того, что для ратификации договоров, подпадающих под указанные специальные составы недействительности, требуется более однозначное и недвусмысленное поведение стороны (например, исполнение собственных обязательств по договору), а самого молчаливого принятия исполнения еще не достаточно, чтобы по указанным серьезным составам недействительности можно было констатировать ратификацию и блокировать право оспаривания.
Как бы то ни было в заданных условиях, de lege lata, независимо от того, обосновано ли проведение такой дифференциации действия правила о ратификации в зависимости от формы ратификации, разумнее придерживаться именно этой, третьей модели интерпретации данной нормы.
2.4. Ратификация договора (в том числе в форме принятия исполнения по такому договору) влечет блокирование права на оспаривание договора только тогда, когда поведение стороны эксплицитно или имплицитно манифестирует волю стороны подтвердить действие договора и отказаться от его оспаривания. Из этого следует несколько важных выводов.
Во-первых, такая ратификация отсутствует, если соответствующее волеизъявление лица поражено пороком воли. Например, если принятие исполнения осуществлялось под давлением угроз или насилия, принятие исполнения не будет блокировать право на оспаривание договора. В связи с этим следует отметить, что согласно п. 2 ст. 431.1 ГК РФ, если принятое исполнение связано с заведомо недобросовестными действиями стороны, предоставившей исполнение, утрата права на оспаривание в связи с принятием исполнения не происходит. Видимо, речь здесь идет о ситуациях, когда сторона каким-то злонамеренным образом предоставила исполнение и добилась его принятия другой стороной, чтобы лишить последнюю права на последующее оспаривание договора. Этого ограничения нет в общей норме п. 2 ст. 166 ГК РФ, но оно может быть выведено из общих принципов права в отношении любых форм ратификации.
Во-вторых, право на оспаривание договора блокируется только тогда, когда ратификация (в том числе в форме принятия исполнения) происходила после того, как лицо узнало или должно было узнать о наличии оснований для оспаривания, а в случаях с пороками воли исчезли те обстоятельства, которые искажали волю на момент заключения договора. Например, если договор был заключен под влиянием заблуждения и на момент принятия исполнения заблуждение не было идентифицировано и не могло быть идентифицировано заблуждавшимся лицом, принятие исполнения не блокирует право оспаривания договора. Та же ситуация и со случаем обмана. Если договор заключался под влиянием насилия или угроз и это давление сохранялось и к моменту принятия исполнения, право оспаривания также не блокируется самим фактом принятия исполнения. Наконец, если договор носил характер кабальной сделки и стечение тяжелых обстоятельств продолжалось к моменту принятия исполнения, право на оспаривание также не блокируется одним лишь фактом принятия. Эти выводы в равной степени актуальны и в отношении иных форм ратификации.
В-третьих, не всегда оспаривание договора после принятия исполнения от другой стороны является непоследовательным и противоречивым поведением, а такое принятие исполнения - ратификацией, лишающей права на оспаривание. Дело в том, что во многих случаях принятие исполнения происходит независимо от изъявления воли соответствующей стороны в момент принятия исполнения. Например, безналичные средства зачисляются на счет кредитора помимо его воли. В подобных случаях сам факт принятия исполнения не может запускать в действие правило об утрате права на оспаривание после ратификации, будь то по п. 2 ст. 431.1 ГК РФ или по п. 2 ст. 166 ГК РФ. Следует распространять п. 2 ст. 431.1 ГК РФ (равно как и аналогичную общую норму в п. 2 ст. 166 ГК РФ) только на те ситуации, когда соответствующая ратификация в той или иной форме носит осознанный и волевой характер.
2.5. Формулировка п. 2 ст. 431.1 ГК РФ говорит явным образом об утрате права на оспаривание договора, принадлежащего его стороне. Соответственно, принятие стороной исполнения не может блокировать право на оспаривание договора третьими лицами (например, акционерами соответствующей стороны). Но тут возникает известная проблема в отношении косвенных исков об оспаривании сделки по ст. 174 ГК РФ, а также по правилам о крупных сделках и сделках с заинтересованностью, подаваемых участниками корпорации. Формально говоря, косвенные иски об оспаривании сделки подаются акционерами (участниками) также от имени общества (п. 1 ст. 65.2 ГК РФ), но распространение правила о ратификации и на ситуацию оспаривания сделки участниками корпорации выглядело бы абсолютно нелогичным, так как де-факто блокировало бы защиту прав участников от злоупотреблений руководителей корпорации. В принципе те же выводы применимы и в отношении оспаривания сделок по указанным основаниям членами совета директоров (п. 4 ст. 65.3 ГК РФ). Поэтому, например, если единоличный исполнительный орган общества совершил не согласованную с соответствующими органами управления своего общества сделку с заинтересованностью, а затем принял исполнение по ней, предоставленное другой стороной, то это не ограничивает право на оспаривание такой сделки от имени общества участниками корпорации или членами совета директоров.
Более спорный вопрос возникает тогда, когда иск об оспаривании сделки от имени общества подает новый директор, выявивший злоупотребления прежнего руководства, но такой иск наталкивается на возражение другой стороны сделки о том, что прежнее руководство истца не только подписало такую сделку, но и приняло исполнение по ней. Возможно, положения как комментируемой статьи, так и п. 2 ст. 166 ГК РФ о последствиях ратификации оспоримой сделки в принципе не должны распространяться на случаи оспаривания сделок по корпоративным основаниям, связанным со злоупотреблениями руководства общества, если соответствующая ратификация была произведена в период, когда обществом продолжало руководить то же лицо, которое и заключило спорный договор. И здесь не важно, кто формально подает иск от имени общества: новое руководство, акционеры (участники) или члены совета директоров. Единственным исключением, возможно, следует признать ситуацию, когда такой иск подается тем же самым директором, чье злоупотребление и является основанием для оспаривания сделки.
2.6. Отдельная проблема возникает в случае, когда речь идет об оспоримости не всего договора в целом, а отдельных его условий (ст. 180 ГК РФ). Подобная ситуация может возникать в свете неудачной редакции ст. 168 ГК РФ, согласно которой противоречие сделки закону по общему правилу влечет оспоримость такой сделки. В большинстве случаев противоречит закону не договор в целом, а отдельные его условия. В такой ситуации очевидно, что принятие исполнения по договору не может оцениваться как ратификация действительности спорных условий и влечь утрату права на их оспаривание, если только поведение соответствующего управомоченного на оспаривание договора по принятию исполнения не свидетельствует об одобрении именно тех условий, оспаривание которых стоит на повестке. В принципе то же касается и иных форм ратификации (например, осуществления собственного исполнения) по п. 2 ст. 166 ГК РФ. Если соответствующее поведение контрагента подтверждает действительность договора, но само по себе не свидетельствует о подтверждении действительности непосредственно оспоримых условий договора, то такое поведение не блокирует право на оспаривание таких условий.
2.7. В принципе мы считаем ошибочным появление в ГК РФ п. 2 ст. 431.1 ГК РФ при наличии п. 2 ст. 166 ГК РФ. Ряд особенностей п. 2 ст. 431.1 ГК РФ либо вовсе не оправдан, либо в равной степени может применяться и ко многим односторонним сделкам, и к ратификации сделки (договора) не посредством принятия исполнения, а иным путем. Иначе говоря, нюансы в применении правила о ратификации при оспаривании договора следовало бы учесть в рамках редакции п. 2 ст. 166 ГК РФ либо прорабатывать на уровне судебной практики путем толкования этой общей нормы с учетом конкретных обстоятельств и применения принципа добросовестности.
3. Пункт 3 допускает заключение сторонами договора, признанного судом недействительным, соглашения об установлении иных последствий недействительности вместо тех, которые предусмотрены в общих правилах ГК РФ о недействительности сделки, если такое соглашение (а) заключено после признания сделки недействительной, (б) между сторонами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, а также (в) не затрагивает интересы третьих лиц или публичные интересы.
3.1. Следует обратить внимание на то, что закон говорит именно о ситуации признанной судом недействительной оспоримой сделки. Возможность заключения таких соглашений сторонами ничтожного договора не упоминается. Имеются определенные сомнения в том, что эту норму следует толковать от обратного и признавать априори незаконными такие соглашения и в случае с ничтожностью договоров (как минимум по целому ряду составов такой ничтожности). Представляется, что стороны (особенно предприниматели), выяснив, что их договор по какой-то причине ничтожен, вполне могут также заключить соглашение о порядке реституции (в том числе двусторонней), если это не затрагивает публичные интересы и интересы третьих лиц.
3.2. В подавляющем числе случаев признание договора недействительным судом сопровождается вынесением решения о применении последствий недействительности сделки (а именно реституции, при необходимости двусторонней). Соответственно, в комментируемой норме речь идет о соглашении, которое стороны заключают уже после того, как суд присудил реституцию. С учетом этого такое соглашение должно оформляться в виде мирового соглашения и утверждаться в установленном порядке судом. В частности, в таком мировом соглашении стороны могут установить очередность осуществления возврата имущества при двусторонней реституции, договориться вовсе не осуществлять двустороннюю реституцию и оставить все как есть, прекратить обязанность по реституции полученного по признанной недействительной сделке посредством передачи отступного (п. 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. N 102), новации, прощения долга или его части и т.п. С учетом того что в силу п. 3 ст. 307.1 ГК РФ к реституции по общему правилу применяются правила об обязательствах, такие проявления автономии воли вполне допустимы. При этом все подобные проявления свободы договора допустимы только в той степени, в которой это не нарушает права третьих лиц или публичные интересы. Соответственно, суд, утверждая мировое соглашение, должен эти обстоятельства проверить.
3.3. Как минимум спорным является сужение сферы действия данной нормы до договоров, связанных с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности. Не вполне понятно, почему законодатель исключает возможность заключить такое мировое соглашение сторонами признанного судом недействительным договора тогда, когда одной или даже обеими сторонами такого договора не являются предприниматели. Почему предприниматель, например, не может в рамках мирового соглашения согласиться на то, что возврат ему квартиры, приобретенной у него непредпринимателем по признанной впоследствии недействительной сделке, будет осуществляться в каком-то особом порядке (например с отсрочкой)? Такое грубое ограничение автономии воли сторон в ситуациях, когда такое соглашение не создавало бы угрозу публичным интересам или интересам третьих лиц, требует какого-то убедительного обоснования, наличие которого неочевидно.
