Статья 408. Прекращение обязательства исполнением
Комментарий к статье 408
1. Исполнение представляет собой основной и наиболее распространенный способ прекращения обязательства. Именно в результате исполнения достигается та цель, ради которой обязательство было установлено.
Прекращение обязательства обусловлено не всяким, а лишь надлежащим исполнением, т.е. таким, которое соответствует условиям обязательства, требованиям закона и иных правовых актов, обычаям и иным обычно предъявляемым требованиям (см. ст. 309 ГК РФ и комментарий к ней). Ненадлежащее исполнение за рядом нижеописанных исключений не только не прекращает обязанности соответствующего лица, но и порождает дополнительные охранительные обязательства - по возмещению убытков, уплате неустойки. Лишь после того, как стороны совершат все вытекающие из обязательства действия, наступает момент, когда оно признается прекращенным.
1.1. В изъятие из общего правила п. 1 ст. 408 ГК РФ в отдельных случаях надлежащее исполнение (в частности, произведенное за должника третьим лицом) влечет не прекращение, а переход к исполнившему обязательство лицу прав кредитора по этому обязательству. Все подобные исключения, являющиеся проявлениями института суброгации в широком смысле, прямо предусмотрены в законе (см. п. 5 ст. 313, п. 1 ст. 335, ст. 365, п. 3 ст. 391, п. 4 ст. 406.1, ст. 965 ГК РФ). Их перечень является закрытым и расширительному толкованию не подлежит.
1.2. Вопрос о квалификации исполнения обязательства в качестве сделки является крайне спорным в российском праве, но, на наш взгляд, должен решаться дифференцированно. Согласно ст. 153 ГК РФ в интерпретации ВС РФ "сделкой является волеизъявление, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей" (п. 50 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25). Нередко (например, в отрицательных обязательствах, в обязательствах по оказанию посреднических услуг) исполнение исчерпывается лишь фактическими действиями (или бездействием) должника, и обнаружить в соответствующем поведении должника (действиях или бездействии) какое-либо волеизъявление достаточно сложно. Соответствующий правовой эффект (прекращение обязательства) будет наступать независимо от того, была ли действительно воля должника направлена на прекращение обязательства. Применение правил о сделках к таким случаям исполнения обязательства малопродуктивно. Ключевой для понятия сделки субъективный фактор здесь иррелевантен. Абсолютно неважно, в частности, воздерживался ли должник от разглашения конфиденциальной информации, которую он обязался хранить в тайне, осознанно или неосознанно, добровольно или под угрозой принуждения или насилия: обязательство все равно будет считаться исполненным. Соответственно, применительно к таким случаям неприменимы правила о форме сделки, условных сделках, недействительности сделок и т.п. В частности, если исполнение обязательства состояло в неразглашении конфиденциальной информации, данное исполнение невозможно обсуждать на предмет действительности либо недействительности или ставить под условие. Такого рода случаи исполнения обязательства следует квалифицировать в качестве юридических поступков, т.е. правомерного поведения, влекущего правовые последствия, независимо от того, была ли воля лица направлена на порождение соответствующих правовых последствий. Не признает такие случаи исполнения обязательства сделками и судебная практика. То же можно сказать о случаях исполнения обязательств по оказанию услуг и о некоторых иных случаях.
Однако в ряде случаев исполнение связано с осуществлением определенного распорядительного волеизъявления, на основании которого непосредственно осуществляется переход того или иного имущественного права от одного лица другому. Здесь соответствующие фактические действия сочетаются с распорядительным волеизъявлением лица, совершающего отчуждение, и лица, приобретающего соответствующее имущество. Такие случаи исполнения обязательства можно считать распорядительными сделками, особым типом сделок, к которым применимы многие общие правила ГК РФ о сделках. Термин "распорядительная сделка" встречается и в судебной практике (п. 17 информационного письма ВАС РФ от 31 мая 2000 г. N 52).
Как бы то ни было, мыслимы сопряжение соответствующих распорядительных волеизъявлений (за рядом исключений, связанных с отчуждением прав на имущество, подлежащих государственной регистрации) с отлагательными условиями, а также в ряде случаев постановка вопроса о действительности распорядительного волеизъявления.
Но в то же время не менее очевидно, что далеко не все общие правила о сделках применимы к распорядительным волеизъявлениям. Например, если в момент заключения договора он не мог считаться сделкой с заинтересованностью, но к моменту распоряжения имуществом по такому договору возникли основания считать директора продавца аффилированным с покупателем (например, директор продавца покупает контрольный пакет акций покупателя), вряд ли в суде может быть поставлен вопрос о действительности распоряжения, даже если выяснится, что покупатель не мог не знать о заинтересованности директора продавца, возникшей к моменту отчуждения имущества. Другой пример: если на момент заключения договора директор компании-продавца не был уставом ограничен в праве его заключения, а к моменту передачи имущества устав этой компании был изменен и совершение сделок, направленных на отчуждение данного имущества, стало необходимо согласовывать с советом директоров, передача имущества во исполнение ранее заключенного договора без такого согласования не может оспариваться по правилам п. 1 ст. 174 ГК РФ.
Применительно к передаче прав на вещи встречается и альтернативная точка зрения. В рамках ее волеизъявление на распоряжение правом на вещь считается отраженным в договоре (распорядительное волеизъявление), но правовой эффект этого волеизъявления отложен и увязан с совершением фактических действий по передаче владения. При этом в рамках такого подхода само это волеизъявление не рассматривается как самостоятельная сделка, а видится лишь как один из элементов содержания самого договора. В то же время в рамках такого подхода все равно придется применять к переходу права, происходящему в момент передачи владения, некоторые правила о сделках (например, в ряде случаев правила о недействительности сделки при банкротстве, см. п. 1.5 комментария к настоящей статье).
В целом следует заметить, что во многом применительно к распоряжению вещами признание передачи имущества во исполнение договора самостоятельной распорядительной сделкой (за исключением ряда норм о сделках, не совместимых со спецификой исполнения договора) или отказ от такого признания (с применением к переходу права некоторых норм о сделках по аналогии закона) - это вопрос, скорее, правовой традиции.
Но применительно к распоряжению имущественными правами, как минимум, в случаях, когда переход права отложен и требует дополнительных волеизъявлений сторон (например, переоформление акций в реестре акционеров на основе передаточного распоряжения, удостоверение сделки по отчуждению доли в ООО во исполнение ранее заключенного договора, безналичный перевод на основе соответствующего платежного поручения, оформление акта об уступке права во исполнение договора возмездной уступки и т.п.), не видеть в таких волеизъявлениях особую сделку достаточно трудно. В такого рода случаях исполнение договора проявляется в первую очередь в форме самостоятельного волеизъявления должника (или в ряде случаев должника и кредитора). Здесь сделочная природа исполнения договора достаточно очевидна.
1.3. Нередко распорядительная сделка (распорядительное волеизъявление) совершается в момент заключения договора, и тогда мы имеем видимое совпадение моментов заключения договора и распорядительного волеизъявления. Такая ситуация имеет место, в частности, когда договор переносит на покупателя право собственности на вещь в силу самого факта своего заключения (например, при продаже предмета, находившегося на момент заключения договора во владении покупателя), а также когда договор уступки или отчуждения иного нерегистрируемого имущественного права (например, исключительного права на произведение литературы) предусматривает непосредственный и моментальный переход права цессионарию (например, п. 2 ст. 389.1 ГК РФ).
В российском праве пока не вполне прояснен вопрос о догматическом объяснении указанного феномена. Первая возможная интерпретация исходит из того, что в такой ситуации договор не предполагает возникновение обязательства произвести распоряжение, а непосредственно переносит право на имущество с одной из сторон на другую (т.е. имеет непосредственный распорядительный эффект). Если такой договор содержит распорядительное волеизъявление, поставленное под отлагательное условие или отлагательный срок, эффект перехода права наступит автоматически, но позднее. Например, договор уступки может предусматривать, что право требования перейдет цессионарию автоматически в будущем, как только он уплатит договорную цену за уступаемое право. В обоих случаях (немедленный или отложенный автоматический переход права) распорядительное волеизъявление (распорядительная сделка) выражено в самом договоре, а право на имущество перейдет к стороне договора не во исполнение некоего ранее возникшего обязательства контрагента.
Такой подход лучше соответствует природе вещей, но создает догматические проблемы в обосновании ответственности за дефекты в осуществленном предоставлении. Если предоставление осуществлялось не в рамках исполнения обязательства, нормы ГК РФ об ответственности за неисполнение обязательства (например, ст. 393 ГК РФ) формально оказываются неприменимыми. Выходом из положения теоретически может быть выведение доктрины договорных гарантий (см. комментарий к п. 1 ст. 307 ГК РФ) и применение правил об ответственности за неисполнение обязательства по аналогии. Другой особенностью такого подхода является то, что при его реализации придется отказаться от, казалось бы, укоренившейся идеи о том, что купля-продажа - это консенсуальный договор, порождающий взаимные обязательства.
Вторая возможная интерпретация исходит из фикции возникновения обязательства и ее исполнения через логическую секунду. Иначе говоря, в момент заключения договора, предполагающего непосредственный переход права, происходит возникновение обязательства и его немедленное исполнение. Такой подход, хотя и основан на фикции, позволяет обосновать применение правил об ответственности за ненадлежащее исполнение без привлечения аналогии закона и сохранить представление о купле-продаже как договоре консенсуальном.
Точка в этом вопросе пока не поставлена.
1.4. Теория, согласно которой производится аналитическое разделение договора, порождающего основания для распоряжения, и распорядительной сделки, непосредственно переносящей имущественные права во исполнение договора, в ряде случаев прямо или косвенно проявляется в законодательстве (см. п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве, п. 11 ст. 21 Закона об ООО, п. п. 1, 2 ст. 389.1 ГК РФ) и судебной практике (например, Постановление Президиума ВАС РФ от 26 февраля 2013 г. N 12913/12, п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. N 120; Постановление Президиума ВС РФ от 27 марта 2002 г. N 245пв-01пр; Определение КГД ВС РФ от 12 апреля 2011 г. N 43-В11-1, Определение КЭС ВС РФ от 2 ноября 2016 г. N 306-ЭС16-4741).
1.5. Эта идея аналитического разделения договора, порождающего правовое основание распоряжения, и самой распорядительной сделки может иметь в ряде случаев важное практическое значение. Так, например, если в момент заключения договора продавец был вправе произвести отчуждение вещи, а к моменту передачи вещи в собственность покупателя закон ввел запрет на свободный оборот данного имущества, вопрос о действительности договора встать не может, но распорядительная сделка может быть признана ничтожной (п. 1 ст. 174.1 ГК РФ). Другой пример: если сам договор был заключен за пределами периода подозрительности и не может быть оспорен по этой причине по правилам Закона о банкротстве о сделках с предпочтением и подозрительных сделках (ст. ст. 61.2 и 61.3 Закона о банкротстве), но сама передача права собственности на вещь была совершена компанией, например, за неделю до возбуждения против нее дела о банкротстве, суд может признать недействительным не сам договор, а распорядительную сделку (п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве).
1.6. Спорным является вопрос применения по отношению к распорядительным сделкам правил о форме сделок. В доктрине встречается мнение, согласно которому форма распорядительной сделки должна определяться по правилам п. 3 ст. 159 ГК РФ ("Сделки во исполнение договора, заключенного в письменной форме, могут по соглашению сторон совершаться устно, если это не противоречит закону, иным правовым актам и договору"). А так как в силу п. 2 ст. 158 ГК РФ "сделка, которая может быть совершена устно, считается совершенной и в том случае, когда из поведения лица явствует его воля совершить сделку", такая распорядительная сделка может совершаться и в форме конклюдентных действий (например, фактическая передача и приемка товара). Иначе говоря, требование письменного оформления такой сделки в случае, если ее стороной является юридическое лицо или сумма сделки превышает 10 000 руб. (ст. 161 ГК РФ), а также правила о последствиях неоформления сделки в письменной форме в виде запрета ссылаться на свидетельские показания (ст. 162 ГК РФ) по общему правилу к распорядительным сделкам не применяются. Соответственно, стороны могут доказывать факт распоряжения любыми допустимыми доказательствами (в том числе свидетельскими показаниями).
Но такого же результата можно достичь за счет исключения (телеологической редукции) применения положений п. 1 ст. 161 ГК РФ о необходимости соблюдения письменной формы к распорядительным сделкам, совершаемым во исполнение обязательства. При исключении применения этой нормы открывается возможность для применения общего правила о допустимости устной, а следовательно, и конклюдентной формы сделки (п. 2 ст. 158, п. 1 ст. 159 ГК РФ).
Но такой подход достаточно уверенно распространяется на те случаи, когда распорядительная сделка сопрягается с передачей какого-либо движимого имущества (товаров, наличных денег и т.п.). Действительно, требование письменного оформления такой передачи под страхом запрета использования свидетельских показаний здесь было бы не очень уместно.
Так, например, в судебной практике иногда применяется подход, в рамках которого суды считают возможным использовать для решения вопроса правила ст. 161 ГК РФ о письменной форме сделки и правила ст. 162 ГК РФ о запрете доказывать факт совершения такой сделки при несоблюдении письменной формы за счет свидетельских показаний в отношении случая погашения долга платежом наличных денег (см.: Постановление Президиума ВС РФ от 27 марта 2002 г. N 245пв-01пр; Определение КГД ВС РФ от 12 апреля 2011 г. N 43-В11-1). Подобная позиция крайне сомнительна.
Но как быть в тех случаях, когда распоряжение имуществом во исполнение договора осуществляется в форме чистого волеизъявления (например, уступка обязательственного права, исключительного права, доли в ООО, акций, переход прав на недвижимость и т.п.)? В таких случаях в отношении регистрируемых прав закон обычно устанавливает письменную форму соответствующего распорядительного волеизъявления и особые требования к его оформлению (например, нотариальное удостоверение в отношении распоряжения долей в ООО, оформление и передача регистратору передаточного распоряжения в отношении акций, подача заявления о регистрации перехода права на недвижимость в орган регистрации). В ряде других случаев закон устанавливает следование формы уступки форме сделки, из которого данное требование вытекает: так, например, в силу п. 1 ст. 389 ГК РФ при уступке требования, вытекающего из письменного договора, уступка также должна оформляться письменно. Но в некоторых редких случаях эти специальные правила не срабатывают (например, цедент уступает право из неосновательного обогащения). Вопрос о применении к таким случаям ст. 161 ГК РФ может быть всерьез поставлен, но пока он не имеет четкого ответа.
1.7. Наконец, очень важным является вопрос о том, обусловливает ли действительность договора, лежащего в основании распорядительной сделки, действительность самой распорядительной сделки (распорядительного волеизъявления). Доминирующим подходом в российском праве является каузальная модель распорядительной сделки, согласно которой для эффективного переноса имущественного права во исполнение договора требуется, чтобы сам договор был действителен. Если договор оказывается ничтожным или признается судом недействительным, автоматически отпадает и соответствующий распорядительный эффект.
В ряде стран действует принцип абстрактности распорядительной сделки, согласно которому действительность распорядительной сделки не зависит от действительности договора-основания. Соответственно если у самой распорядительной сделки нет самостоятельных пороков (например, пороков воли), имущественное право по такой распорядительной сделке перейдет, даже если договор-основание недействителен. В российском праве принцип абстрактности распорядительной сделки пока не утвердился.
В ряде случаев для реализации модели абстрактного распоряжения могут иметься определенные нормативные основания. Так, например, согласно ст. 1106 ГК РФ "лицо, передавшее путем уступки требования или иным образом принадлежащее ему право другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства, вправе требовать восстановления прежнего положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих переданное право". Из этого пассажа можно прийти к выводу о том, что недействительность договора-основания автоматически не порочит распорядительную сделку уступки, и уступленное право должно возвращаться по иску цедента о возврате неосновательного обогащения. Если бы применительно к уступке действовала каузальная модель перехода права, в иске о возврате уступленного права не было бы никакой нужды, так как переход права признавался бы ничтожным автоматически в силу самого факта недействительности договора-основания. В то же время применительно и к этому случаю в российском праве до сих пор сохраняется неопределенность, а судебная практика, скорее, отвергает абстрактность распоряжения (подробнее см. комментарий к п. 1 ст. 389.1 ГК РФ).
1.8. Следует обратить особое внимание на то, что п. 1 ст. 408 ГК РФ говорит о прекращении обязательства именно надлежащим исполнением. Соответственно, можно от обратного прийти к выводу, что ненадлежащее исполнение не прекращает обязательство. Но этот вывод был бы поспешным. В целом ряде случаев осуществленное должником ненадлежащее исполнение прекращает изначальное обязательство. Хотя и может служить основанием для иных притязаний (например, взыскания неустойки или убытков за допущенное нарушение).
Во-первых, осуществленное должником в нарушение договора досрочное исполнение в случае его принятия кредитором прекращает обязательство должника.
Во-вторых, исполнение, осуществленное должником с просрочкой, но принятое кредитором, прекращает обязательство должника.
В-третьих, если в осуществленном исполнении имеются иные дефекты, но такое исполнение принято кредитором, также не всегда можно говорить о сохранении изначального обязательства, а значит, и о дальнейшей просрочке в его исполнении. Тут многое зависит от реакции кредитора. Если тот, столкнувшись с дефектами в полученном исполнении, потребует, например, на основании ст. 475 или ст. 723 ГК РФ устранить дефекты (путем исправления дефектов или учинения повторного исполнения) в течение некоего дополнительного срока, и при этом очевидно, что использование кредитором полученного по назначению не осуществляется, кредитор трансформирует дефектное исполнение в текущую просрочку, а обязательство должника сохраняется (при предъявлении требования о повторном исполнении) или трансформируется в обязанность исправить дефект (если кредитор потребовал именно этого). Если же кредитор примет дефектное исполнение и потребует соразмерного снижения цены (по правилам, например, ст. 475 или ст. 723 ГК РФ) либо компенсации своих расходов на устранение дефектов, он тем самым недвусмысленно указывает на то, что обязательство должника прекращено окончательно, пусть и дефектным исполнением. Если кредитор в ответ на получение дефектного исполнения (при условии существенности дефектов) не заявит требование об устранении дефектов, а значит, и не трансформирует дефектное исполнение в текущую просрочку, а вовсе откажется от договора, обязательство должника должно считаться прекращенным в момент осуществления дефектного исполнения.
Какое практическое значение имеет все вышесказанное? Ответ очевиден. Если дефектное исполнение не прекращает обязательство, имеет место текущая просрочка, а значит, кредитор может применять к должнику санкции, предусмотренные договором или законом за просрочку (например, начислять пени). Если же дефектное исполнение вопреки буквальному смыслу ст. 408 ГК РФ с учетом ответной реакции кредитора все же считается прекращающим обязательство, нельзя говорить о текущей просрочке и применять к должнику санкции за просрочку. Так, например, если покупатель, получив товар со скрытыми существенными дефектами и выявив их через несколько месяцев, сразу же откажется от договора, он не может, ссылаясь на тезис о том, что ненадлежащее исполнение не прекращает обязательство, требовать взыскания с поставщика пени за просрочку в поставке за период до момента отказа от договора.
2. Пункт 2 ст. 408 ГК РФ содержит достаточно традиционные для отечественного правопорядка правила об оформлении принятия исполнения.
2.1. Следует обратить внимание на различную редакцию абз. 1 и 2 п. 2 комментируемой статьи. Если в первом случае выдача кредитором документа, подтверждающего принятие им исполнения, основывается на требовании должника, то во втором - возникает независимо от такого требования.
Согласно абз. 1 п. 2 комментируемой статьи должник, осуществляя исполнение, вправе требовать от кредитора предоставления документа, подтверждающего получение исполнения. При возврате денежного долга наличными таким документом обычно является расписка в получении денег. В остальных случаях таким документом может быть письменное подтверждение получения безналичного перевода, подписанный заказчиком акт об оказании услуг или приемке выполненных работ, накладная и т.п. Письменное подтверждение поступления безналичного платежа от кредитора на практике должники почти никогда не требуют, так как могут достаточно надежно зафиксировать факт перечисления средств в банк кредитора при помощи своего банка. А вот акты об оказании услуг, выполненных работах или иные подобные документы на практике оформляются очень часто.
2.2. Согласно абз. 2 п. 2 комментируемой статьи, если должник выдал кредитору долговой документ в подтверждение своего долга, при погашении такого долга кредитор должен вернуть этот документ. Это положение применимо в основном к денежным обязательствам по договору займа наличных денег. Возможность оформления договора займа путем выдачи односторонней расписки в получении денег предусмотрена в п. 2 ст. 808 ГК РФ. Соответственно, при возврате суммы займа кредитор должен вернуть должнику такую расписку.
При этом абз. 2 п. 2 ст. 408 ГК РФ устанавливает презумпцию прекращения обязательства в случае нахождения соответствующей расписки или иного долгового документа у должника. Судебная практика исходит из отсутствия исчерпывающего перечня "долговых документов", не ограничивая эту категорию только традиционными расписками. Так, по одному из дел ВС РФ признал достаточным доказательством возврата долга наличие у должника двух оригинальных экземпляров договора, в том числе экземпляра кредитора (см. Определение КГД ВС РФ от 17 ноября 2015 г. N 5-КГ15-135).
Установленная абз. 2 п. 2 ст. 408 ГК РФ презумпция прекращения обязательства может быть опровергнута. При этом бремя доказывания того, что обязательство не прекратилось, возлагается на кредитора (см. п. п. 6, 24 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 4 декабря 2000 г. N 33/14; Определение КГД ВС РФ от 17 ноября 2015 г. N 5-КГ15-135). Кредитор может использовать различные средства доказывания факта неисполнения обязательства. При этом представление лишь копии договора не может рассматриваться в качестве достаточного доказательства того, что обязательство не прекращено (см. Определение КГД ВС РФ от 11 ноября 2014 г. N 5-КГ14-99).
2.3. Толкуя предписания абз. 2 п. 2 ст. 408 ГК РФ от противного, следует признать, что нахождение долгового документа у кредитора, напротив, создает презумпцию неисполнения обязательства. При этом бремя доказывания обратного возлагается на должника (см. Определение КГД ВС РФ от 1 декабря 2015 г. N 12-КГ15-3).
2.4. Отказ кредитора выдать расписку, вернуть долговой документ или отметить в расписке невозможность его возвращения рассматриваются комментируемой статьей как просрочка кредитора (подробнее см. комментарий к ст. 406 ГК РФ).
