Статья 400. Ограничение размера ответственности по обязательствам
Комментарий к статье 400
1. Ограничение ответственности законом обычно продиктовано спецификой отдельных обязательств. Так, традиционно ограничена ответственность перевозчиков (п. 2 ст. 796 ГК РФ) и организаций связи (ст. 36 Федерального закона от 17 июля 1999 г. N 176-ФЗ "О почтовой связи"). Это вызвано сугубо практическими соображениями, ибо с учетом объема операций, совершаемых данными субъектами, они не в состоянии в полном объеме компенсировать убытки от нарушений своих обязательств. Ограничение ответственности может быть установлено как путем исключения отдельных компонентов из объема возмещаемых убытков (например, упущенной выгоды), так и посредством фиксации предельной суммы возмещения.
2. Из п. 2 комментируемой статьи следует вывод, что ответственность за нарушение обязательств может быть ограничена не только законом, но и соглашением сторон. Право сторон своим соглашением ограничивать ответственность по договору прямо признается и в судебной практике (п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7).
2.1. Договорные ограничения объема ответственности обычно осуществляются тремя основными способами:
1) установление пределов возмещения убытков;
2) согласование исключительной неустойки (см. п. 1 ст. 394 ГК РФ);
3) исключение права взыскания отдельных компонентов убытков, которые подлежали бы возмещению по общим правилам ГК РФ (например, запрет на взыскание упущенной выгоды или иные правила).
2.2. Свобода усмотрения сторон в ограничении ответственности небезгранична. Например, в зарубежном праве обычно устанавливается общий принцип недопустимости злоупотребления свободой договора в форме навязывания сильной стороной слабой стороне явно несправедливых условий об ограничении ответственности (см. например, ст. III.-3:105 Модельных правил европейского частного права; ст. 7.1.6 Принципов УНИДРУА). Его применение основано на значительной судебной дискреции, которая позволяет учесть все конкретные обстоятельства (специфику сферы деятельности, паритетность или диспаритетность положения сторон в вопросах ограничения ответственности, разумность предела возмещения убытков и т.п.).
Следует учитывать, что российская судебная практика начинает двигаться в том же направлении. ВАС РФ в Постановлении Пленума от 14 марта 2014 г. N 16 установил в п. п. 8 - 10 общие правила борьбы с несправедливыми договорными условиями и злоупотреблениями неравенством переговорных возможностей (см. подробнее комментарий к ст. 428 ГК РФ), которые в полной мере применимы и к формально законным, но явно несправедливым условиям об ограничении ответственности. Развивая эти общие принципы, суды с учетом конкретных обстоятельств могут прийти к выводу о недопустимости такого соглашения об ограничении ответственности, которое минимизирует ответственность за нарушение договора сильной стороны, никак при этом не ограничивая ответственность другой стороны. С точки зрения упомянутых разъяснений ВАС РФ это будет грубым нарушением баланса интересов сторон
2.3. Равным образом недопустимо такое ограничение ответственности, которое противоречит существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства (п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7) или является настолько аномальным, что блокирование таких условий оправданно даже без оглядки на сопоставление переговорных возможностей. Иначе говоря, некоторые особо вопиющие аномалии в условиях договора об ограничении ответственности могут блокироваться судами на основании ст. 10 ГК РФ даже тогда, когда договор заключался между относительно равными контрагентами. Например, если профессиональный хранитель, принимая на склад груз на хранение по обычной, принятой в обороте цене, выговаривает условие, что в случае гибели груза по любой причине, не связанной с умыслом хранителя, его ответственность ограничена какой-то символической суммой, есть основания для блокирования такого условия, ведь символическая ответственность означает, по сути, что хранитель не отвечает за сохранность, получая за это рыночную цену, а отсутствие ответственности в данном случае равнозначно тому, что хранитель не принимает на себя какое-либо юридически связывающее обязательство. Такая аномалия в распределении прав и обязанностей вряд ли может возникнуть без каких-либо пороков воли. Даже если последние и не доказаны, судам логичнее презюмировать это в случаях, когда содержание договора до такой степени аномально.
2.4. Все указанное выше о праве судов заблокировать ex post некоторые явно несправедливые условия об ограничении ответственности следует из применения общих положений ГК РФ о пределах свободы договора. Особенность комментируемого пункта состоит в том, что им вводится дополнительно специальный запрет на включение в договор условий об ограничении ответственности, т.е. свобода договора ограничивается в этом аспекте не на основе судебного усмотрения ex post и оценки всех обстоятельств, а посредством установления императивного запрета, жестко и механически (ex ante).
2.5. Суть этого указанного в п. 2 комментируемой статьи ограничения состоит в запрете ограничивать ответственность в договоре присоединения или ином потребительском договоре при одновременном наличии двух условий: (а) такая ответственность определена законом и при этом (б) соглашение об ограничении ответственности заключено до нарушения обязательства.
Толкование этих положений может вызывать определенные вопросы.
Во-первых, не вполне понятно, следует ли читать эту норму так, что запрет установлен исключительно в отношении потребительских договоров, как оформленных по модели договора присоединения, так и не оформленных в качестве таковых, либо все-таки законодатель намеревался распространить запрет не только на потребительские договоры, но и на любые договоры присоединения (включая сугубо коммерческие договоры такого типа). В частности, неясно, относится ли фраза "в котором кредитором является гражданин, выступающий в качестве потребителя" к фразе "по договору присоединения". По этому вопросу в отечественном праве высказываются разные точки зрения. Представляется, что распространение столь жесткого запрета такого рода условий на сугубо коммерческие договоры присоединения (а это большая часть коммерческого оборота) будет реакцией, явно несоразмерной проблеме. Договор присоединения может ограничивать ответственность автора проекта договора, но не переходя известную черту, за которой начинается явная несправедливость; кроме того, такой договор может равным образом ограничивать ответственность и присоединяющейся стороны; наконец, ограниченная ответственность может быть оправдана спецификой договора. Как бы то ни было, жестко запрещать сам факт ограничения ответственности в сугубо коммерческом договоре между двумя предпринимателями без учета всех обстоятельств дела будет явно нелогичным и необоснованным ограничением конституционного принципа свободы договора. Поэтому представляется оправданным ограничительное толкование указанной нормы и сужение ее гипотезы только до потребительских договоров. В целом текст нормы допускает такую интерпретацию.
Но даже и при таком толковании п. 2 комментируемой статьи можно усомниться в обоснованности столь жесткого запрета на ограничение ответственности коммерсанта по договору с потребителем. Как представляется, здесь более уместным было бы не однозначное запрещение, а применение судом инструментов борьбы с несправедливыми условиями (ex post контроль). Но в контексте действующего законодательства не остается иного выбора, кроме как признать, что в потребительских договорах какое-либо ограничение размера ответственности коммерсанта не допускается и является ничтожным.
Во-вторых, не вполне понятно, что закон имеет в виду, указывая на распространение установленного в комментируемом пункте запрета исключительно на случаи, когда размер ответственности установлен в законе. Первый вариант интерпретации состоит в том, чтобы видеть здесь указание на случаи, когда какие-то специальные нормы закона в отношении того или иного договора повторяют общую норму закона (ст. 393 ГК РФ) о праве на взыскание убытков за нарушение обязательства. Такое толкование представляется нелогичным. Нет смысла в том, чтобы запрет на ограничение ответственности по договору работал только тогда, когда в какой-то специальной норме применительно к тому или иному договору законодатель решил зачем-то еще подтвердить действие общих правил об ответственности, и не работал в остальных случаях. Поэтому, видимо, логичен второй подход, который по большому счету состоит в простом игнорировании этого условия применения указанного в комментируемом пункте запрета с учетом того, что закон в общих нормах (ст. ст. 15, 393 ГК РФ) устанавливает объем ответственности за нарушение обязательства. В то же время, если мы признаем, что п. 2 ст. 400 ГК РФ касается только потребительских договоров, эта проблема теряет свою актуальность, так как в многочисленных нормах Закона о защите прав потребителей закреплена обязанность предпринимателя возместить потребителю убытки в полном объеме.
2.6. Указание в комментируемой норме на то, что установленный ею запрет касается только соглашений об ограничении ответственности, заключенных до нарушения, означает, что законодатель не видит особых проблем в том, что должник заключит с кредитором соглашение об ограничении претензий кредитора в части объема убытков уже после нарушения обязательства. Такое соглашение, по мысли законодателя, возможно и в случае нарушения потребительского договора. В этой части нет никаких замечаний к тексту закона. Единственный нюанс, на который следует обратить внимание, состоит в том, что такое соглашение, заключенное уже после нарушения и созревания обязательства по возмещению убытков, будет, по сути, соглашением о прощении части долга (ст. 415 ГК РФ).
2.7. Следует учитывать, что помимо упомянутого жесткого запрета на условия об ограничении ответственности в потребительском договоре в ГК РФ имеется еще один императивный запрет на условия об ограничении ответственности: это запрет ограничения ответственности за умышленное нарушение обязательства (см. комментарий к п. 4 ст. 401 ГК РФ).
