Статья 393. Обязанность должника возместить убытки
Комментарий к статье 393
1. Пункт 1 комментируемой статьи закрепляет общую меру ответственности за нарушение обязательств: должник обязан возместить кредитору убытки, причиненные нарушением обязательства.
1.1. Основной смысл данного правила заключается в том, что оно позволяет взыскивать убытки не только в тех случаях, когда такая мера защиты предусмотрена законом expressis verbis для нарушения конкретного обязательства, но вообще при любом нарушении обязательств, даже если в конкретной ситуации закон прямо не упоминает об этом.
1.2. Важным дополнением к этому тезису является указанная в п. 1 комментируемой статьи возможность кредитора комбинировать возмещение убытков с другими способами защиты своего права. Например, при неисполнении должником обязанности передать индивидуально-определенную вещь в собственность кредитору доступен не только иск об отобрании вещи (ст. 398 ГК РФ), но и требование о возмещении убытков за просрочку. Как указано в этой норме, невозможность такой комбинации может следовать из закона. Вместе с тем данное правило нуждается в ограничительном толковании: в определенных ситуациях иск об убытках может быть несовместим с иными средствами защиты, и тогда невозможность комбинации убытков и иных средств защиты вытекает из существа соответствующих средств защиты. Например, если кредитор требует возмещения убытков, из расчета которых следует, что он утратил интерес к получению реального исполнения ("убытки взамен исполнения", рассчитываемые в том числе по правилам ст. 393.1 ГК РФ), его требование подразумевает прекращение обязательства, а значит, оно, как правило, несовместимо с требованием о понуждении к исполнению обязательства в натуре (п. 2 ст. 396 ГК РФ). Этот принцип прямо закреплен в Модельных правилах европейского частного права, запрещающих сочетать несовместимые между собой средства защиты (ст. III.-3:102). Другой пример: если покупатель заявляет об уменьшении цены в связи с выявленными дефектами в полученном товаре, он не может требовать возмещения убытков в виде расходов, которые ему придется нести для устранения дефектов.
1.3. В российском гражданском праве традиционно проводится разграничение ответственности за неисполнение уже существующих обязательств, с одной стороны, и деликтной ответственности по правилам гл. 59 ГК РФ, возникающей при причинении вреда личности или имуществу лица - с другой. Глава 25 ГК РФ носит название "Ответственность за нарушение обязательств", что предполагает ее применение лишь в случаях нарушения уже существующих обязательств. Вопросам деликтной ответственности посвящена гл. 59 ГК РФ, которая и применяется в случае причинения вреда личности или имуществу пострадавшего. Отличия в регулировании в ряде случаев достаточно существенны. Так, в случае нарушения обязательства коммерсант несет строгую ответственность, не зависящую от вины (п. 3 ст. 401 ГК РФ), в то время как в случае деликта по общему правилу ответственность преимущественно строится на началах вины, независимо от коммерческого или некоммерческого статуса причинителя вреда (п. 2 ст. 1064 ГК РФ). Однако если гл. 25 ГК РФ была существенно реформирована, то гл. 59 ГК РФ применяется практически в неизменном виде более 20 лет. В связи с этим представляется допустимым по аналогии закона применять отдельные правила гл. 25 ГК РФ при урегулировании споров, связанных с причинением вреда (в первую очередь, правила п. 5 комментируемой статьи о стандарте доказывания размера убытков и об обязанности суда самостоятельно определить справедливую компенсацию в случае недоказанности размера убытков и др.).
В комментируемой статье не получил разрешения важнейший вопрос о конкуренции требования о возмещении убытков за нарушение обязательства и деликтного иска. Проиллюстрируем эту проблему на примере. Представим себе, что собственник передал вещь на хранение. Вещь погибла в результате виновных действий хранителя. Потенциально эта ситуация может быть урегулирована как с точки зрения нарушения договора хранения и применения правил договорной ответственности хранителя, так и по правилам о деликтах, поскольку имущество собственника погибло в результате виновных действий причинителя вреда. Допустим ли выбор потерпевшим любого из этих требований? На первый взгляд закон не ограничивает возможность выбора способа защиты нарушенных гражданских прав (см. Постановление КС РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П). Вместе с тем нельзя не отметить, что выбор деликтного или договорного иска подчас принципиально влияет на шансы взыскать компенсацию. Вопрос о значении вины выше уже обозначался. Кроме того, ответственность хранителя может быть существенно ограничена договором (например, договор хранения может исключать возмещение упущенной выгоды, а также ответственность за любые нарушения, кроме тех, что допущены вследствие умысла или грубой неосторожности хранителя). Напротив, для возмещения деликтного ущерба достаточно вины в любой форме, и компенсируются любые негативные имущественные последствия деликта, включая упущенную выгоду. В такой ситуации от выбора иска будет полностью зависеть исход дела.
В правоприменительной практике сложилось довольно четкое мнение о том, что выбор недопустим, и договорный иск должен вытеснять деликтный (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. N 13817/13). Этот подход, несомненно, заслуживает поддержки. В таких ситуациях договорный иск является специальным средством защиты по сравнению с более общим деликтным иском. Договорный иск позволяет учесть все особенности взаимоотношений сторон, включая договорный режим ответственности, который может существенно отличаться от того, который установлен законом в виде общего правила. В ряде подобных случаев на договорный характер иска прямо указывают и соответствующие специальные нормы закона. Так, например, в отношении указанной выше ситуации с договором хранения на то, что ответственность хранителя в случае гибели или порчи вещи опирается на нормы об ответственности за неисполнение обязательства, прямо указывает п. 1 ст. 901 ГК РФ.
В то же время вопрос о разграничении договорной и деликтной ответственности далеко не всегда имеет очевидное решение. Например, в российской правоприменительной практике не сформировалась позиция по поводу того, какая ответственность (договорная или деликтная) должна возникать в случае, если поставленная поставщиком партия скота оказалась зараженной опасным заболеванием и после доставки ее покупателю спровоцировала заражение, за которым последовало вынужденное уничтожение или падеж другого принадлежащего покупателю скота. Существующая судебная практика склоняется к квалификации такого иска скорее в качестве договорного (Определение КЭС ВС РФ от 9 июня 2016 г. N 305-ЭС16-1712).
Спорным является также вопрос о том, является ли договорным иск о возмещении убытков, возникших в связи с причинением побочного вреда имуществу кредитора при исполнении должником своих обязательств по договору (например, в ситуации, когда наземные службы аэропорта при дозаправке самолета заказчика случайно причиняют ему вред). Если договор прямо оговаривает обязанность лица воздерживаться от причинения какого-либо вреда имуществу кредитора при исполнении основных обязательств, видимо, ответственность будет договорной и подчиняться правилам ст. ст. 393, 401 ГК РФ и др. (а следовательно, не зависеть от вины должника-коммерсанта). Если же такого условия в договоре нет, решение становится менее ясным. Ответ на этот вопрос зависит от того, квалифицирует ли законодатель в таких случаях обязанность контрагента воздерживаться от причинения вреда имуществу другой стороны в качестве подразумеваемого договорного обязательства, вытекающего из принципа добросовестности (п. 3 ст. 307 ГК РФ) и являющегося в связи с этим составной частью договорного правоотношения, или он готов вывести эти ситуации за рамки договорного правоотношения и подчинить нормам деликтного права (подробнее см. комментарий к ст. 307 ГК РФ).
1.4. Ответственность за неисполнение обязательства, урегулированная нормами гл. 25 ГК РФ, включая комментируемую статью, не ограничивается ответственностью за нарушение договорных обязательств (договорной ответственностью). Дело в том, что обязательства могут возникать и из множества иных оснований. Применение правил гл. 25 ГК РФ к обязательствам, вытекающим из односторонних сделок (например, банковской гарантии), не вызывает особых сомнений. Вопросы возникают в случае неисполнения обязательств из неосновательного обогащения и деликта.
Прежде всего попробуем разобраться с кондикцией. С одной стороны, из неосновательного обогащения возникает именно обязательство. С другой стороны, правила об обязательствах применяются к кондикционным обязательствам, если иное не следует из закона или существа обязательства (п. 2 ст. 307.1 ГК РФ). Можно ли из существа кондикционных обязательств вывести невозможность взыскания убытков в дополнение к собственно кондикционному требованию, если обогатившееся лицо уклоняется от удовлетворения такого требования? Вряд ли. Видимо, нет оснований блокировать возможность взыскания убытков в случае неправомерного уклонения обогатившегося лица от возмещения неосновательного обогащения. Другой вопрос состоит в том, с какого момента убытки подлежат возмещению. Видимо, речь тут должна идти о моменте, когда обогатившееся лицо узнало или должно было узнать о неосновательности своего обогащения и получило требование о его возврате. Но этот вопрос в российском праве не изучен.
Что касается деликтного обязательства, то убытки, возникающие в связи с отказом от добровольного удовлетворения требования потерпевшего, видимо, должны включаться в объем самой деликтной ответственности. Тот факт, что делинквент не возмещает вред, причиненный личности или имуществу потерпевшего, просто увеличивает сам объем этого вреда на соответствующую величину. Это может иметь определенное значение, так как основания взыскания убытков по правилам гл. 25 и 59 ГК РФ различаются (в частности, в вопросе значения вины). Хотя следует признать, что вопрос этот плохо разработан в российском праве.
Наконец, в силу применения правил об обязательствах к требованию о реституции и требованиям, вытекающим из корпоративных отношений (п. 3 ст. 307.1 ГК РФ), видимо, можно говорить о допустимости взыскания убытков, возникших в связи с уклонением стороны от осуществления присужденной судом реституции, а также убытков, возникших у кредитора по имущественному требованию, вытекающему из корпоративных отношений (например, о выплате дивидендов или действительной стоимости доли при выходе участника из общества с ограниченной ответственностью). Но судебной практики высших судов по этим вопросам на данный момент нет.
В то же время вряд ли логично допускать взыскание убытков за неудовлетворение требования о возмещении убытков или об уплате неустойки, подлежащих возмещению или уплате за нарушение какого-либо ранее существовавшего обязательства. Такие охранительные обязательства, производные от нарушения основного обязательства, также являются гражданско-правовыми обязательствами. Однако применение правил об ответственности в случае неисполнения таких обязательств создает опасность "дурной бесконечности" (бесконечного нагромождения одной меры ответственности на другую и мультипликации объема ответственности до бесконечности), что абсолютно нецелесообразно.
1.5. Следует иметь в виду, что ответственность, вытекающая из договора, не совпадает в полной мере с институтом ответственности за неисполнение обязательства еще и по иной причине. Дело в том, что в ряде случаев из закона или договора вытекает обязательство по возмещению убытков за нарушение тех или иных гарантий в отношении предоставления, которое осуществляется на основе договора, но не в рамках исполнения обязательства. Например, при уступке права, совершаемой в сам момент заключения договора об уступке, нет обязательства что-либо сделать в будущем, и сам договор содержит в себе распорядительную сделку, и тем не менее цедент несет ответственность согласно ст. 390 ГК РФ за те или иные юридические пороки в уступленном требовании. Другой пример: у должника нет обязательства передать отступное (см. комментарий к ст. 409 ГК РФ), но ответственность за дефекты в предоставленном имуществе должник нести все же должен. Подробнее см. комментарий к ст. 390, а также к ст. 307 ГК РФ о природе договорных гарантий. Кроме того, согласно ст. 431.2 ГК РФ может наступать ответственность за недостоверность включенных в договор заверений в отношении тех или иных обстоятельств (например, относительно самого контрагента, действительности договора и т.п.). Такая ответственность также будет в рассматриваемой ситуации опираться на соглашение сторон (т.е. договор), но формально она не является ответственностью за неисполнение обязательства. Думается, не вполне логично применять к такой ответственности правила ГК РФ о деликте. Более приемлемым решением будет применение к таким случаям ответственности правил комментируемой статьи и иных правил гл. 25 ГК РФ (например, п. 5 ст. 393).
2. В п. 2 комментируемой статьи указано, что расчет убытков осуществляется по правилам ст. 15 ГК РФ, и раскрыт традиционный для договорного права принцип полного возмещения убытков.
2.1. Отсылка к ст. 15 ГК РФ означает, что по общему правилу кредитор может требовать от должника, нарушившего обязательство, возмещения реального ущерба ("расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права", а также "утрата или повреждение его имущества") и упущенной выгоды ("неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено").
2.2. Как мы видим, российский закон вслед за многими зарубежными правопорядками допускает взыскание в качестве реального ущерба не только уже понесенных расходов, но и тех расходов, которые кредитор должен будет понести для восстановления своего права. О возможности взыскать заранее будущие неизбежные расходы говорят и международные источники унификации частного права (п. 2 ст. III.-3:701 Модельных правил европейского частного права).
2.3. При этом российский законодатель, конкретизируя действие этих общих правил о возмещении убытков, закрепил в редакции, вступившей в силу с 1 июня 2015 г., тот основной интерес, который должен обеспечиваться за счет возмещения реального ущерба и упущенной выгоды: в п. 2 комментируемой статьи зафиксирован принцип защиты так называемого позитивного интереса: компенсация рассчитывается таким образом, чтобы кредитор оказался в том же положении, в котором он находился бы в случае надлежащего исполнения обязательства. Этот подход наиболее полно защищает ожидания кредитора (возникшие на основании договора или иного основания, продуцирующего обязательство) и означает, что кредитор должен получить не меньше, чем нужно для восстановления его имущественного положения. Так, например, если кредитор в ответ на нарушение расторгает договор, он вправе взыскать с должника денежный суррогат обещанного, но так и не предоставленного исполнения. Похожую формулировку см. в ст. III.-3:702 Модельных правил европейского частного права.
Из этого же принципа следует, что кредитор должен получить не больше того, что необходимо для защиты его позитивного интереса во избежание возникновения у кредитора неосновательного обогащения. В этом проявляется сугубо компенсационная природа возмещения убытков как меры ответственности.
Так, например, при расчете убытков следует учитывать как все потери и ожидаемые выгоды кредитора, так и то, что кредитор сэкономил в связи с тем, что исполнение не состоялось (см. п. 1 ст. 7.4.2 Принципов УНИДРУА). Например, кредитору вовремя не поставили металл, из которого он изготавливает металлоконструкции. В связи с этим кредитор оказался не в состоянии поставить готовую продукцию своим покупателям. Упущенная выгода в таком случае будет рассчитываться по формуле "цена неисполненных контрактов на поставку готовой продукции за вычетом расходов кредитора на производство этой продукции" (см. Определение КЭС ВС РФ от 24 февраля 2016 г. N 305-ЭС15-9673). Соответственно, при взыскании убытков взамен исполнения при расторжении нарушенного договора денежный суррогат неполученного исполнения должен дисконтироваться на экономию кредитора на расходах.
2.4. Но иногда право вынуждено отступать от этого принципа строгой компенсационности и допускать в порядке исключения ситуации, когда в результате возмещения убытков кредитор окажется в положении лучшем, чем если бы договор был надлежащим образом исполнен. Так, в п. 13 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25 разъяснено: "Если для устранения повреждений имущества истца использовались или будут использованы новые материалы, то за исключением случаев, установленных законом или договором, расходы на такое устранение включаются в состав реального ущерба истца полностью, несмотря на то, что стоимость имущества увеличилась или может увеличиться по сравнению с его стоимостью до повреждения. Размер подлежащего выплате возмещения может быть уменьшен, если ответчиком будет доказано или из обстоятельств дела следует с очевидностью, что существует иной более разумный и распространенный в обороте способ исправления таких повреждений подобного имущества". Речь идет об известной проблеме, когда у пострадавшего (кредитора) нет возможности восстановить свое положение в точно таком же состоянии, в котором он находился бы в отсутствие нарушения, и соответствующие меры по восстановлению приводят к тому, что положение кредитора даже несколько улучшается. Обычно это бывает при замене поврежденных старых деталей на новые. Если кредитор в такой ситуации взыщет с нарушителя все свои расходы, то в итоге он за счет нарушителя обновит свое оборудование и окажется в положении, лучшем чем то, в котором он бы находился, если бы договор был исполнен надлежащим образом. Как мы видим, суд признал это по общему правилу допустимым.
2.5. Немалую сложность при расчете размера компенсации представляет вопрос о том, подлежат ли учету выгоды, которые кредитор мог получить в результате нарушения договора. Например, поставщик попал в просрочку, покупатель отказался от договора и предъявил поставщику к взысканию убытки, вызванные простоем судна, ожидавшего отгрузку данного груза. Может ли поставщик выдвинуть по такому иску возражение о том, что в результате резкого падения цен на данный товар на рынке покупатель после расторжения договора имеет возможность купить или уже купил аналогичный товар значительно дешевле, тем самым получив выгоду от срыва нарушенного договора? Пока ни российское позитивное право, ни правоприменительная практика однозначного ответа на этот вопрос не дают. Один из вариантов решения мог бы заключаться в том, что всякие случайные выгоды кредитора, не связанные с поведением сторон нарушенного обязательства, не должны учитываться, поскольку они лежат за пределами нарушенного обязательственного правоотношения. К тому же, если выбирать, кому следует предоставить возможность воспользоваться случайными выгодами после нарушения обязательства, то интересы должника, нарушившего обязательство, выглядят менее заслуживающими защиты, чем интересы кредитора, который оказался в таком положении в связи с неисправностью должника. При ином решении должник мог бы извлечь выгоду из своего неправомерного поведения, что противоречит п. 4 ст. 1 ГК РФ. Во всяком случае, логичным представляется не учитывать какие-либо случайные выгоды кредитора при умышленном нарушении должника.
2.6. Из прямого указания в п. 1 ст. 15, а также ст. 400 ГК РФ следует, что закон или договор могут предусматривать, что убытки взыскиваются в меньшем размере. Что касается закона, встречаются случаи, когда Кодекс в качестве последствий нарушения обязательства предусматривает лишь возмещение реального ущерба (например, п. 1 ст. 547, ст. 692 ГК РФ). Закон может также ограничивать ответственность посредством установления исключительной законной неустойки и верхнего предела возмещения убытков.
Более сложный вопрос возникает с установлением меньшего объема ответственности в договоре. Подобное проявление свободы договора нашим правом допускается (п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7), но при этом такая свобода договора ограничена в случаях, указанных в п. 2 ст. 400 и в п. 4 ст. 401 ГК РФ, а также может быть ограничена действием общих правил о блокировании несправедливых условий договора (ст. ст. 10, 169 и 428 ГК РФ).
Подробнее об ограничении объема ответственности см. комментарий к ст. 400 и п. 4 ст. 401 ГК РФ.
2.7. Взысканию подлежат только те убытки, которые находятся в причинно-следственной связи с нарушением обязательства. Для того чтобы доказать наличие такой связи, кредитор должен подтвердить следующее.
(а) Имеется объективная (фактическая) причинно-следственная связь между нарушением и убытками. Кредитор должен доказать, что его убытки есть объективное следствие произошедшего нарушения, и если бы нарушение не произошло, эти убытки не возникли бы. На этом этапе кредитор может столкнуться с рядом сложностей. Нередко доказать с абсолютной достоверностью наличие такой причинно-следственной связи бывает затруднительно (особенно в случае с упущенной выгодой). Крайне сложно доказать наличие причинной связи между нарушением денежного обязательства и какими-либо убытками кредитора (см., например, Определение КЭС ВС РФ от 15 декабря 2015 г. N 309-ЭС15-10298).
В связи с этим следует отметить позицию ВС РФ, который зафиксировал крайне важный принцип: причинно-следственная связь должна быть доказана с разумной степенью достоверности (п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7). Под разумной степенью достоверности следует понимать характерный для гражданских споров стандарт доказывания "баланс вероятностей". Иначе говоря, для того, чтобы доказать наличие причинной связи, истцу достаточно убедить суд в том, что наличие причинной связи между нарушением и убытками более вероятно, чем ее отсутствие.
В частности, при доказывании упущенной выгоды вероятностный характер расчета сам по себе не является основанием для отказа в иске (п. 14 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. N 25). Если вероятность получения соответствующей выгоды превышает вероятность ее неполучения, с точки зрения стандарта доказывания "баланс вероятностей" причинно-следственная связь должна считаться доказанной.
При этом ВС РФ закрепил в п. 5 Постановления Пленума от 24 марта 2016 г. N 7 крайне важное разъяснение, которое призвано упростить доказывание причинно-следственной связи. ВС РФ указал: "При установлении причинной связи между нарушением обязательства и убытками необходимо учитывать, в частности, то, к каким последствиям в обычных условиях гражданского оборота могло привести подобное нарушение. Если возникновение убытков, возмещения которых требует кредитор, является обычным последствием допущенного должником нарушения обязательства, то наличие причинной связи между нарушением и доказанными кредитором убытками предполагается. Должник, опровергающий доводы кредитора относительно причинной связи между своим поведением и убытками кредитора, не лишен возможности представить доказательства существования иной причины возникновения этих убытков". Ранее такой подход встречался в практике Президиума ВАС РФ (Постановление от 26 марта 2013 г. N 15078/12). Иначе говоря, если доказанные кредитором убытки являются нормальным, привычным для оборота и в целом предвидимым на момент нарушения договора последствием такого нарушения, то наличие причинно-следственной связи следует презюмировать, и уже должник вынужден доказывать, что указанные убытки возникли у кредитора по какой-то иной причине.
Эти разъяснения значительно упрощают доказывание объективной причинно-следственной связи. В связи с этим решения, в которых суд удовлетворяет иск о взыскании убытков, в последнее время стали выноситься чаще (см., например, Определение КГД ВС РФ от 12 января 2016 г. N 24-КГ15-12, Определения КЭС ВС РФ от 7 декабря 2015 г. N 305-ЭС15-4533, от 9 июня 2016 г. N 305-ЭС16-1712).
(б) Объективная причинно-следственная связь должна быть юридически значимой. А именно, с точки зрения суда, необходимо удостовериться в том, что справедливо и целесообразно взыскать убытки, которые находятся в объективной причинно-следственной связи с нарушением обязательства. Любое нарушение договора и в целом любое действие лица влечет за собой сколь угодно длинные причинно-следственные цепочки. Например, сбой в работе поставленного на автомобильный завод оборудования может привести к простою сборочного конвейера и упущенной выгоде завода; штрафам, наложенным покупателями на завод в связи с неспособностью вовремя отгрузить автомобили; включению завода в черный список поставщиков и упущенной выгоде от невозможности сбыта своей продукции, подрыву репутации завода и упущенной выгоде от падения продаж и т.п. Даже самые отдаленные негативные последствия нарушения объективно могли бы не возникнуть, не будь договор нарушен. Но означает ли это, что все такие убытки кредитор вправе взыскать с должника? Очевидно, что должен быть установлен какой-либо предел. Соответственно, для взыскания убытков имеет значение, находятся ли они не только в объективной, но и в юридически значимой причинной связи с нарушением. Последнее означает, что существует какой-то предел несения нарушителем риска убытков, возникающих у кредитора в связи с нарушением.
К сожалению, в российском праве до сих пор ясной доктрины на сей счет не сложилось. В некоторых странах для отсечения слишком отдаленных убытков учитывается предвидимость убытков на момент заключения договора. Этот критерий закреплен и в международных актах унификации частного права (ст. 7.4.4 Принципов УНИДРУА, ст. III.-3:703 Модельных правил европейского частного права, ст. 74 Венской конвенции 1980 г.). Те убытки, возникновение которых в результате возможного нарушения должник не мог разумно ожидать в момент заключения договора, не подлежат взысканию (в некоторых правовых источниках этот критерий ограничения ответственности не действует при наличии умысла или грубой неосторожности должника).
В качестве альтернативной модели ограничения объема взыскиваемых убытков в некоторых правопорядках используется доктрина адекватной причинности, которая также ориентируется на то, какие убытки могут считаться естественным и прогнозируемым последствием нарушения, но оценивает эту прогнозируемость и обычность не на момент заключения договора, а на момент его нарушения. Необычные и непредвидимые на момент нарушения убытки, таким образом, возмещению не подлежат, даже если они находятся в объективной причинно-следственной связи с нарушением.
У каждой из этих моделей имеются свои преимущества и недостатки. Пока нет признаков того, что российское право выбрало какой-то из этих вариантов решения проблемы. До тех пор пока ясность в данном вопросе не наступила, при проведении черты, за которой возникающие убытки являются слишком отдаленными и не подлежат возмещению, судам придется полагаться на свое ощущение справедливости и здравого смысла. Возможно, всерьез задуматься над отсечением слишком отдаленных убытков в российском праве предстоит тогда, когда в судах сложится развитая практика взыскания убытков.
2.8. В силу абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК РФ кредитор по обязательству вправе требовать от должника вместо возмещения упущенной выгоды передачи всех доходов, которые должник извлек из факта нарушения договора. Это средство защиты (англ. - disgorgement of profits) по своей природе не является разновидностью убытков, а представляет собой санкцию особого рода, в некотором смысле близкую режиму неосновательного обогащения, и вытекает из общего принципа недопустимости извлечения выгоды из своего неправомерного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ). Так, например, если продавец, обещавший передать недвижимость покупателю, продает ее третьему лицу по более высокой цене, покупатель, пострадавший от нарушения, вправе взыскать с продавца разницу в ценах (т.е. всю выгоду, которую продавец извлек в результате циничного нарушения своих обязательств). Таким образом, если упущенная выгода кредитора меньше, чем доходы должника, кредитор может выбрать в качестве средства защиты взыскание доказанных доходов нарушителя и тем самым получить больше, чем сумма его фактической упущенной выгоды. Если же упущенная кредитором выгода выше, чем доход должника, кредитору есть смысл выбрать в качестве средства защиты именно взыскание упущенной выгоды. Иначе говоря, кредитор не может взыскать с должника свою упущенную выгоду кумулятивно с истребованием с должника его дохода: кредитор должен выбирать.
Другой пример: кредитор по денежному обязательству может потребовать от должника возмещения извлеченной из факта просрочки в оплате выгоды в виде экономии на процентах, определяемой как разница между процентами по ст. 395 ГК РФ или договорными пенями, которые подлежат начислению на должника в связи с просрочкой, и средними по рынку ставками процента по краткосрочным кредитам той же степени обеспеченности, что и нарушенное обязательство. Подробнее см. комментарий к ст. 395 ГК РФ.
Взыскание дохода нарушителя не исключает право кредитора требовать возмещения должником реального ущерба. Эти меры вполне могут сочетаться, на что прямо указывает норма абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК РФ.
3. Пункт 3 комментируемой статьи позволяет учесть изменения в конъюнктуре цен при нарушении обязательства. В частности, если в результате просрочки должника у кредитора возникла необходимость произвести определенные расходы, направленные на восстановление нарушенного права (приобрести товары, заказать услуги или работы), то в целях полного возмещения убытков суд будет учитывать те цены на товары, работы и услуги, которые будут наиболее релевантны с учетом даты вынесения судебного акта о присуждении убытков (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 24 июля 2012 г. N 3627/12). Это в некоторых случаях дает возможность взыскать инфляционные потери кредитора от нарушения обязательства: если на момент вынесения судебного акта в силу инфляционных процессов кредитору нужно больше денег для восстановления его нарушенного положения, чем на момент нарушения, то комментируемая норма дает потерпевшему возможность учесть эту инфляционную составляющую при взыскании убытков.
Равным образом п. 3 ст. 393 ГК РФ ориентирует суды на необходимость учета цен сообразно месту исполнения обязательства. Это также важный параметр, поскольку очевидно, что цена на товары, работы и услуги, например в Москве, существенно отличается от сопоставимых аналогов в небольших городах.
При применении комментируемой нормы следует обратить внимание на ее диспозитивный характер. Соответственно, в договоре стороны могут предусмотреть иную методику расчета убытков, например, зафиксировать привязку цен к тому моменту, когда обязательство должно быть исполнено (вне зависимости от даты фактического исполнения).
4. Пункт 4 комментируемой статьи требует при взыскании упущенной выгоды учитывать меры, предпринятые кредитором для получения данной выгоды, и сделанные с этой целью приготовления. Основываясь на этом, суды зачастую требовали от кредитора, например, доказательств заключения договоров, направленных на получение искомой упущенной выгоды. Если кредитор такие конкретные меры не предпринимал, его шансы на взыскание упущенной выгоды были ничтожно малы.
Стремясь к корректировке этого подхода, ВС РФ подал важный сигнал, направленный на либерализацию практики по взысканию упущенной выгоды. Суд указал, что в обоснование размера упущенной выгоды кредитор вправе представлять не только доказательства принятия мер и приготовлений для ее получения, но и любые другие доказательства возможности ее извлечения. В частности, по мнению Суда, при доказывании упущенной выгоды кредитор может представлять и иные доказательства, например, данные о прибыли истца за аналогичный период времени до нарушения ответчиком обязательства и (или) после того, как это нарушение было прекращено (п. 3 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7). Иными словами, ВС РФ позволяет использовать при доказывании размера упущенной выгоды не только конкретные меры и приготовления, предпринятые для ее получения, но и абстрактные данные об обычной прибыли, которую получает истец в условиях, когда аналогичные обязательства исполняются надлежащим образом. Однако и должнику предоставляется возможность доказывать, что в данной конкретной ситуации обычная прибыль не была бы получена кредитором даже в том случае, если бы обязательство было исполнено надлежащим образом (п. 3 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. N 7).
5. Пункт 5 комментируемой статьи устанавливает принципиально важный стандарт доказывания в спорах о возмещении убытков: их размер должен быть доказан с разумной степенью достоверности. Это предполагает отход от господствовавшего
