Статья 390. Ответственность цедента
Комментарий к статье 390
1. Пункт 1 комментируемой статьи закрепляет классическое правило, появившееся еще в римском праве. Действительность требования, за которую отвечает цедент, означает лишь то, что данное требование возникло и существует. Напротив, ответственность цедента за неисполнение требования должником по общему правилу не возникает, этот риск возлагается на цессионария (аналогичное правило см. п. 7 ст. III.-5:112 Модельных правил европейского частного права). Ответственность за неисполнение охватывает ситуации, когда должник не может исполнить обязательство надлежащим образом. Наличие у должника правомерных возражений против исполнения обязательства (например, права на отказ от исполнения со ссылкой на отсутствие встречного исполнения со стороны цедента) не охватывается ни ответственностью за действительность требования, ни ответственностью за исполнение, а подлежит специальному регулированию п. 2 комментируемой статьи.
1.1. Цедент должен обладать действительным правом к моменту перехода права, а не заключения соглашения об уступке требования, предполагающего переход права в будущем. Если на момент заключения договора об уступке, предполагающего совершение распорядительной сделки или автоматический переход права в будущем, уступаемое право было недействительным, а впоследствии к моменту и перехода права оказывается действительным, право перейдет к цессионарию. Такая ситуация может иметь место, например, в тех случаях, когда договор, из которого вытекало уступаемое право, считался ничтожным в момент заключения договора об уступке, но впоследствии был конвалидирован (например, на основании п. 1 ст. 165 ГК РФ). Видимо, аналогичная ситуация может возникнуть, если на момент заключения договора об уступке право было недействительным в силу ничтожности лежащего в его основе договора, но впоследствии должник потерял право ссылаться на ничтожность такого договора на основании п. 5 ст. 166 ГК РФ. Например, если договор с должником был ничтожным в связи с несоблюдением требования строгой письменной формы, но должник приступил к исполнению и своим поведением дал основание кредитору и другим лицам полагаться на действительность договора, должник теряет право ссылаться на ничтожность договора. При этом право ссылаться на ничтожность может быть заблокировано в отношениях как с изначальным контрагентом, так и с тем лицом, которое приобрело права по такому договору. Впрочем, данная проблема требует дополнительного анализа в силу того, что однозначное толкование самой нормы п. 5 ст. 166 ГК РФ (в частности, в отношении вопроса о том, можно ли в такой ситуации говорить о полноценной конвалидации ничтожной сделки) пока в российском праве не утвердилось.
При толковании комментируемой нормы также нужно иметь в виду, что действительность уступаемого права требуется в момент его перехода, а не в момент совершения сделки. На практике в подавляющем большинстве случаев эти моменты совпадают. Однако распорядительная сделка цессии может быть совершена и с отлагательным эффектом (срок или условие). Состоится ли переход права в том случае, если на момент уступки у цедента отсутствовало действительное требование, а по наступлении отлагательного срока или условия у него действительное требование появилось? Исходя из того, что норма об ответственности цедента за действительность уступаемого требования предназначена для защиты интересов цессионария, которые до наступления распорядительного эффекта цессии никак не нарушаются, следует признать, что действительность уступаемого права должна определяться на момент перехода права, а не на момент изъявления воли, направленной на такой переход.
1.2. Если уступлено право на взыскание убытков или неустойки, цессионарий может столкнуться с применением судом ст. 401 ГК РФ и освобождением должника от ответственности в силу наличия случая или непреодолимой силы. Означает ли освобождение от ответственности по суду, что соответствующие права на взыскание убытков или неустойки изначально не возникали и, следовательно, цессионарию было уступлено недействительное право? Или все же освобождение от ответственности означает прекращение возникших в момент нарушения прав по привлечению должника к ответственности и тогда в момент уступки право существовало и цедент не несет ответственности перед цессионарием? Представляется, что первый вариант ответа более логичен. Суд, освобождая должника от ответственности, не прекращает возникшие обязательства по возмещению убытков (уплате неустойки), а констатирует отсутствие оснований для самого возникновения таких обязательств. Соответственно, цедент в этом случае будет нести ответственность перед цессионарием за уступку недействительного права.
То же решение, видимо, логично применять и в тех случаях, когда при попытке взыскать с должника неустойку, право требования которой цессионарий приобрел от цедента, цессионарий столкнется со снижением неустойки судом по причине ее несоразмерности (ст. 333 ГК РФ).
1.3. Правило об ответственности цедента за действительность требования не имеет явно выраженный императивный характер. Оно знает исключения, установленные самим законом (см., например, п. 3 ст. 576 ГК РФ, исключающий ответственность за действительность подаренного требования). Но нет принципиальных препятствий и для ограничения или исключения ответственности цедента за действительность требования по соглашению об уступке требования. Правда, при этом нужно отдельно обсуждать возможность исключения ответственности цедента при уступке ничтожного и оспоримого права.
(а) Если объектом уступки является ничтожное (несуществующее) на момент цессии право, это означает отсутствие какого-либо распорядительного эффекта цессии. При этом действительность самого договора, на основании которого осуществляется уступка, не ставится под сомнение (кроме случая, когда и сам цессионарий был осведомлен о ничтожности приобретаемого права и речь может идти о притворной или мнимой сделке). Соответственно, по общему правилу цедент должен по требованию цессионария возместить ему убытки за нарушение договора и вернуть цену, полученную за уступку (если она была цессионарием уплачена). Исключение договором права цессионария на возмещение убытков, расторжение договора и возврат цены (если она была уплачена) в ситуации, когда цедент знал о ничтожности уступаемого права, равнозначно освобождению от ответственности за умышленное нарушение и не может быть признано законным в системном единстве с нормой п. 4 ст. 401 ГК РФ, а также в силу соображения о том, что право не должно поощрять участников оборота к недобросовестному поведению.
В то же время допустимо исключение ответственности цедента в ситуации, когда цедент сможет доказать, что он не знал о ничтожности права. Нет серьезных политико-правовых причин, в силу которых стороны, особенно выступающие в качестве предпринимателей, не могли бы перераспределять между собой риск выявления скрытых фатальных пороков в уступаемом праве. Этот вопрос имеет немалое практическое значение в условиях, когда в нашем праве большая часть сделок признаются ничтожными и достаточно распространены переуступки, в рамках которых чаще всего и может возникнуть добросовестное неведение о ничтожности уступаемого права на стороне как цедента, так и цессионария.
(б) В принципе те же выводы mutatis mutandis могут быть сделаны и в ситуации уступки оспоримого права (т.е. права, вытекающего из оспоримой сделки), происшедшей до признания судом сделки недействительной. Если соответствующая сделка не будет оспорена в течение срока давности или такой срок уже истек к моменту уступки, острота вопроса о действительности уступки существенно снижается, поскольку даже если впоследствии иск об оспаривании будет предъявлен, от него можно будет эффективно защититься ссылкой на исковую давность. Но если сделка, из которой вытекает уступленное требование, оспорена, то требование аннулируется с обратной силой и, соответственно, ex post может выясниться, что на момент уступки права не существовало.
Если цедент знал или должен был знать о пороке в сделке или ином наличии оснований для ее оспаривания и не раскрыл эту информацию цессионарию, то цедент не вправе ссылаться на условие об исключении ответственности за уступку недействительного требования (так как исключение ответственности за умышленное нарушение незаконно). Если недобросовестности на стороне цедента нет (например, он сам не знал о том, что уступает оспоримое право, или раскрыл цессионарию информацию о рисках оспаривания), то это условие договора об исключении ответственности за действительность уступаемого права может быть признано законным как инструмент перераспределения рисков оспаривания как минимум применительно к сугубо коммерческим договорам уступки.
1.4. Диспозитивность нормы п. 1 ст. 390 ГК РФ проявляется и в иной форме. В тексте недвусмысленно установлена возможность отхода сторон от правила о том, что цедент не отвечает за исполнение должником своего обязательства, и даже предусмотрена форма такой девиации (посредством поручительства). Телеологическое толкование этой части нормы наводит на мысль, что стороны могут использовать и иные варианты девиации от данного правила в части риска неисполнения должником обязательства. Например, стороны должны иметь право предусмотреть, что в случае банкротства должника цессионарий вправе потребовать возврата цены, уплаченной цеденту.
2. Пункт 2 комментируемой статьи, по сути, представляет собой гарантии цедента отсутствия скрытых недостатков как у сделки цессии, так и у передаваемого требования. Смысл таких вытекающих из закона гарантий состоит в том, что при их нарушении цедент будет нести ответственность перед цессионарием (см. п. 3 комментируемой статьи).
2.1. Некоторые из этих гарантий перекликаются с п. 1 комментируемой статьи и в чем-то его дублируют. Например, указание на то, что уступаемое требование существует в момент уступки, очевидно, означает, что оно действительно. Отчасти данные гарантии вообще не могут соотноситься с понятием ответственности цедента за действительность требования. Так, если уступается требование, против которого должник может зачесть свое встречное требование (см. комментарий к ст. 412 ГК РФ), это не только не означает недействительности уступленного требования, но и предполагает прямо противоположное: именно потому, что уступленное требование действительно, оно может быть прекращено путем зачета, поскольку зачет возможен только в отношении действительных и подлежащих исполнению однородных требований.
2.2. Условия о том, что уступаемое право существует, цедент правомочен совершать уступку, право не было уступлено другому лицу или не принадлежит третьему лицу, должны быть соблюдены не на момент совершения распорядительной сделки цессии, а на момент перехода права по такой сделке (если такой переход отложен). Тот же подход см. в ст. III.-5:111 и п. 2 ст. III.-5:112 Модельных правил европейского частного права. Соответственно, если цедент в момент совершения распорядительной сделки с отложенным правовым эффектом еще не обладает уступаемым правом, но до наступления распорядительного эффекта цессии он приобретет уступаемое право, распорядительная сделка породит соответствующий эффект перехода права. Если он не успеет приобрести уступаемое право, цедент будет нести ответственность перед цессионарием.
2.3. Наибольший интерес в п. 2 комментируемой статьи представляет последнее условие: цедент гарантирует, что он не совершал и не будет совершать никаких действий, которые могут являться основанием для возражений должника против уступленного требования. Эта гарантия от скрытых недостатков требования, причем как от тех, которые цеденту известны, так и от тех, о наличии которых цедент не подозревает. Так, если цедент уступает права на уплату покупной цены по договору купли-продажи, а сам передал должнику-покупателю товар с существенными недостатками, должник в силу ст. 386 ГК РФ вправе не исполнять требование цессионария и вообще отказаться от договора купли-продажи, что приведет к прекращению уступленного требования. Интересы цессионария в этой ситуации защищены п. 2 комментируемой статьи, даже если цедент не подозревал о наличии существенных недостатков товара, переданного покупателю. Аналогичным образом рассматриваемая гарантия защищает интересы цессионария от наличия у должника встречных требований к цеденту, которые должник может зачесть против права, уступленного цессионарию.
В отношении указания на то, что цедент своим поведением уже после уступки не должен создавать оснований для таких возражений, следует отметить следующее. На самом деле закон говорит уже не о гарантиях, а о полноценном обязательстве цедента. Такого рода обязательства рассчитаны в том числе на период между совершением уступки и получением должником надлежащего уведомления об уступке. После получения должником уведомления возникающие из отношений с цедентом возражения должника уже не могут быть противопоставлены цессионарию. А вот в период между заключением договора уступки и получением должником уведомления для цессионария появляется риск возникновения в рамках отношений должника с цедентом новых оснований для возражений должника, которые тот впоследствии выдвинет уже против цессионария. Опасность состоит в том, что возможность появления таких возражений не может быть учтена цессионарием при определении договорной цены, так как он опирается на информацию, имеющуюся на момент заключения договора.
В то же время на практике встречаются случаи, когда эти обязательства цедента будут "простираться" и на период после уведомления об уступке. Как уже отмечалось в комментарии к ст. 386 ГК РФ, встречаются случаи, когда правовое основание для выдвижения возражений (например, факт заключения договора, из которого вытекает возражение) может возникнуть до получения уведомления об уступке, но фактическая возможность использовать возражение складывается уже после получения уведомления об уступке. В такого рода ситуациях должник вправе заявить цессионарию свои возражения, основанные на его отношениях с цедентом. Например, цедент уступает право на оплату еще не поставленного товара: здесь должник может противопоставить цессионарию возражения о дефектах в отгруженном товаре, даже если поставка произошла уже после получения должником уведомления об уступке. Соответственно, применительно к регулированию таких ситуаций очень важно, что закон обязывает цедента вести себя так, чтобы не предоставлять должнику право выдвинуть против цессионария соответствующие возражения (в нашем примере это означает, что поставщик должен поставить должнику качественный товар и будет нести перед цессионарием, столкнувшимся с подобным возражением должника, ответственность за нарушение этой обязанности).
Поскольку гарантия отсутствия возражений и обязательство не давать основания для них сформулированы в законе предельно широко, они охватывают также те возражения, которые могли возникнуть из дополнительных соглашений цедента с должником, о наличии которых цессионарий не знает (например, соглашение об отсрочке уплаты долга, изменении цены и т.п.). Подобная гарантия прямо предусмотрена в международных источниках (см. п. п. 3, 4 ст. III.-5:112 Модельных правил европейского частного права, ст. 9.1.15 Принципов УНИДРУА).
Кроме того, хотя это прямо и не указано в тексте п. 2 ст. 390 ГК РФ, гарантии цедента должны "простираться" и на отсутствие у должника оснований для заявления зачета против требования цессионария в связи с наличием у должника встречных требований к цеденту как на момент совершения сделки уступки, так и на момент получения должником извещения об уступке. Как известно, в силу ст. 412 ГК РФ должник может заявить цессионарию о зачете в связи с наличием у него встречного требования к цеденту, правовое основание которого возникло к моменту получения должником уведомления о зачете и срок исполнения по которому наступил к этому же моменту, не определен или определен моментом востребования (подробнее см. комментарий к ст. 412 ГК РФ). Если цессионарий столкнулся с зачетом, основанным на встречных требованиях должника к цеденту, он вправе привлечь цедента к ответственности за нарушение гарантий, упомянутых в комментируемой статье. Модельные правила европейского частного права, в отличие от ГК РФ, говорят об этом прямо (п. 2 ст. III.-5:112).
2.4. Приведенный перечень гарантий и обязательств цедента не имеет исчерпывающий характер. Дополнительные гарантии могут быть предусмотрены как законом, так и соглашением об уступке требования. Так, целесообразно предусмотреть, что цедент гарантирует цессионарию отсутствие у третьих лиц каких-либо притязаний, которые могут затруднить или сделать невозможным осуществление уступленного требования (например, залогов). Впрочем, даже при отсутствии в соглашении таких гарантий многие из них могут считаться подразумеваемыми или вытекающими из диспозитивных норм закона (например, правил ст. 460 ГК РФ об обязанности продавца передать покупателю отчуждаемое имущество свободным от прав третьих лиц).
2.5. Некоторые из указанных в п. 2 гарантий и обязательств цедента установлены диспозитивно, в то время как другие - императивно.
(а) Как уже отмечалось в комментарии к п. 1 настоящей статьи, нет политико-правовых оснований для того, чтобы запрещать сторонам договариваться о том, что цедент не несет ответственности перед цессионарием, если уступаемое право на самом деле недействительно (за рядом исключений, вытекающих из применения принципа добросовестности и п. 4 ст. 401 ГК РФ).
(б) Что касается возможности исключить договором ответственность в ситуации отсутствия у цедента распорядительной власти, следует отметить следующее. Ситуация отсутствия у цедента распорядительной власти очень распространена на практике при переуступке права в случае признания недействительной одной из предыдущих сделок цессии. В таком случае после совершения последней по очереди сделки цессии выясняется, что цедент не имел этого права, так как либо сам приобрел его по недействительной сделке, либо недействительной признана еще более ранняя сделка цессии и выясняется, что в связи с этим автоматически рушится распорядительный эффект всех последующих договоров об уступке. Этот своего рода "эффект домино" действует в связи с тем, что наше право пока не признает принцип абстрактности распорядительных сделок, а также не знает защиты добросовестного приобретателя по модели ст. 302 ГК РФ в отношении оборота обязательственных прав. В таких условиях иногда цедент обговаривает условие договора о том, что в случае выявления недействительности одной из промежуточных сделок цессии и обнаружения в связи с этим отсутствия у него на момент уступки распорядительной власти (т.е. отсутствия у него самого уступаемого права и правомочий его отчуждать) риск подобного развития событий ложится на цессионария. Насколько законны такие условия?
Ответ очевиден в тех случаях, когда цедент знал или должен был знать о том, что он сам не имеет распорядительной власти и одна из предыдущих сделок цессии недействительна или имеет пороки, которые способны привести к признанию ее недействительной. В таких случаях условие об исключении ответственности цедента за уступку не принадлежащего ему права не должно иметь юридической силы (в силу п. 4 ст. 401 ГК РФ). Но как быть, когда сам цедент не знает и не должен знать об этом и мы имеем добросовестную с обеих сторон попытку перенести соответствующий риск с цедента на цессионария? Думается, что серьезных аргументов против допущения такого проявления свободы договора нет (как минимум в отношениях между предпринимателями).
(в) Не вызывает сомнений, что стороны могут своим договором исключить гарантию того, что цедент не совершал действия, которые могут являться основанием для возражений должника против уступленного требования. Но допустимой формой такого исключения ответственности является прямое указание на те действия, которые цедент уже совершил, и исключение ответственности цедента в случае выдвижения должником возражений, вытекающих из этих оснований. Кроме того, можно допустить условие об абстрактном освобождении цедента от ответственности на случай, если действия, дающие основания для возражений, совершили предшествующие обладатели права (при переуступке). Последнее условие является обычным механизмом перераспределения риска. При этом в силу п. 4 ст. 1 и п. 4 ст. 401 ГК РФ ничтожным будет условие об освобождении цедента от ответственности в ситуации, когда он не раскрыл цессионарию информацию о совершении им или его предшественниками действий, способных стать основанием для возражений.
(г) Что касается обязательства не совершать в будущем действий, способных стать основанием для возражений должника, то согласование в договоре освобождения цедента от ответственности ставит цессионария в зависимость от произвола цедента, поведение которого после уступки может абсолютно обесценить или обессилить приобретаемое цессионарием право. Это настолько аномально и грубо нарушает баланс интересов сторон, что, видимо, здесь следует подразумевать императивность нормы об ответственности.
(д) Также представляется невозможным исключить договором гарантию того, что уступаемое требование ранее не было уступлено цедентом другому лицу. Такое условие явно и грубо нарушает баланс интересов сторон, абсолютно несправедливо и аномально и, по сути, освобождает цедента от ответственности за свое недобросовестное поведение, что невозможно в силу императивного характера принципа недопустимости недобросовестного поведения (п. 3 и п. 4 ст. 1 ГК РФ), а также нормы п. 4 ст. 401 ГК РФ.
3. Пункт 3 комментируемой статьи устанавливает общие последствия нарушения обязательств цедента, упомянутых в п. п. 1 и 2 комментируемой статьи.
По смыслу п. 3 нарушение гарантий и обязательств цедента рассматривается как существенное нарушение соглашения об уступке требования, дающее цессионарию право на односторонний отказ от исполнения соглашения о цессии и соответственно право на возврат того, что было представлено цеденту в качестве встречного предоставления за соответствующее требование.
Другим упомянутым здесь средством защиты является право на взыскание убытков. Такие убытки должны взыскиваться по модели защиты позитивного интереса, т.е. должны поставить цессионария в то положение, в котором он находился бы, если бы гарантии и обязательства, указанные в данной статье, были бы соблюдены цедентом.
3.1. Если право уступалось на основании договора купли-продажи в случае нарушения цедентом своих обязательств, могут дополнительно применяться нормы ГК РФ о купле-продаже в отношении последствий нарушения своих обязательств продавцом, если иное не следует из существа отношений. Так, например, в принципе в некоторых случаях, видимо, может применяться положение ст. 475 ГК РФ о соразмерном снижении цены. Практика ВС РФ также складывается в пользу допустимости применения в случаях передачи некоторых недействительных требований в рамках пула требований нормы п. 1 ст. 466 ГК РФ о последствиях передачи покупателю товара в количестве меньшем, чем было согласовано в договоре (см. Определение КЭС ВС РФ от 8 июня 2015 г. N 304-ЭС14-8595).
3.2. Норма п. 3 не содержит прямого указания на ее природу. В целом она должна считаться частично диспозитивной. Стороны, например, могут предусмотреть, что вместо полного возмещения убытков цессионарий вправе претендовать лишь на возмещение реального ущерба (ст. 15 ГК РФ), или установить предел размера ответственности или исключительную неустойку (с учетом ограничений, содержащихся в ст. 400 и п. 4 ст. 401 ГК РФ). Но очевидно, что эта диспозитивность не простирается настолько далеко, чтобы стороны могли полностью исключить право на взыскание убытков и возврат уплаченной цены там, где в силу отмеченного выше закон (см. комментарий к п. 2) императивно подразумевает запрет на исключение ответственности (в первую очередь случаи умышленного нарушения цедентом указанных в п. п. 1 и 2 гарантий и обязательств).
4. В п. 4 комментируемой статьи решается проблема конкуренции цессионариев в случае параллельных уступок одного и того же требования. В данной ситуации цедент, как правило, действует недобросовестно и уступает одно требование разным лицам. Очевидно, что распорядиться обязательственным требованием цедент может лишь один раз, все последующие распорядительные сделки цессии будут недействительны, ибо после первой уступки право требования цеденту уже не принадлежит. Соответственно, право будет считаться перешедшим тому цессионарию, в отношении которого распорядительная сделка (или наступление поставленного под условие или в зависимость от срока распорядительного эффекта совершенной распорядительной сделки) состоялась ранее. Именно такое решение и выбирает законодатель в п. 4 комментируемой статьи. Другие претенденты на обязательственное право остаются ни с чем и вправе воспользоваться средствами защиты, предусмотренными в п. 3 комментируемой статьи, так как цедент уступил им право, которого у него уже не было.
4.1. В международных актах унификации частного права закреплен иной подход: приоритетом обладает не тот цессионарий, которому право было уступлено ранее, а тот, в отношении которого раньше остальных был уведомлен должник (п. 1 ст. III.-5:121 Модельных правил европейского частного права). Причем это правило приоритета действует даже в тех случаях, когда о более поздней уступке должник был уведомлен ранее, чем о предшествующих уступках.
Следует сказать, что до реформы гл. 24 ГК РФ в 2014 г. этот подход к определению того, кому считается перешедшим право при "двойной уступке", встречался в судебной практике ВАС РФ. В Постановлении Президиума ВАС РФ от 11 июня 2013 г. N 18431/12 приоритет был отдан тому из нескольких цессионариев, информация об уступке в пользу которого была получена должником ранее (т.е. ключевую роль играет то, о какой уступке первым узнает должник).
Этот подход, альтернативный тому, который закреплен сейчас в ГК РФ, представляется менее логичным с точки зрения механизма уступки, однако он позволяет освободить должника от рисков, связанных с двойной уступкой одного и того же требования.
4.2. Выше были рассмотрены правила, которые определяют приоритет того или иного цессионария при недобросовестной уступке цедентом своего права нескольким лицам. Как было показано, этот вопрос в российском праве (в отличие от Модельных правил европейского частного права) решается без привязки к моменту получения должником уведомления. Но как защитить интересы должника в ситуации, когда он осуществляет исполнение в пользу того лица, в отношении которого он получил уведомление об уступке, а впоследствии выясняет, что право было на самом деле уступлено цедентом другому лицу? В абз. 2 п. 4 комментируемой статьи предусмотрено, что если должник исполнит обязательство не тому цессионарию, в отношении которого была совершена первая цессия, а тому, который был указан в первом уведомлении об уступке, все неблагоприятные последствия такого исполнения возлагаются на цедента или цессионария, знавших о более ранней уступке. Как следует толковать это достаточно многозначное положение закона?
Переход права при двойной уступке действительно не зависит от того, в отношении какого из цессионариев должник был уведомлен первым, иначе бы нарушались базовые принципы правопреемства на основании сделки. Но если должник добросовестно осуществит исполнение тому, в отношении кого он получил первое уведомление от самого цедента, и не имел никаких оснований сомневаться в управомоченности того, кому он осуществляет исполнение, а впоследствии выяснится, что само право было ранее передано цедентом другому лицу, должник должен быть защищен от риска повторного исполнения в пользу реального цессионария. В противном случае недобросовестность цедента, проявившаяся как в двойной уступке, так и в направлении должнику ложного уведомления, может привести к возложению на добросовестного должника риска двойного исполнения.
Данный вывод опирается на уже упоминавшийся принцип недопустимости ухудшения положения должника при уступке требования. Право может допускать произвольную смену кредитора без согласия должника только в той мере, в какой интересы должника не страдают. Описанный выше риск оказаться заложником недобросовестного поведения цедента, осуществившего двойную уступку и направившего должнику ложное уведомление, для должника слишком серьезный, чтобы право могло его игнорировать. С учетом того что договорные запреты и ограничения цессии не препятствуют переходу денежных требований, недопустимо ставить должника в столь беззащитное положение на случай двойной уступки.
Обосновать этот вывод нормативно можно следующим образом. В силу п. 3 ст. 382 ГК РФ, "если должник не был уведомлен в письменной форме о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим неблагоприятных для него последствий. Обязательство должника прекращается его исполнением первоначальному кредитору, произведенным до получения уведомления о переходе права к другому лицу". Иначе говоря, право защищает должника, который осуществил исполнение своему прежнему кредитору, несмотря на то, что право было ранее передано новому кредитору, если должник не был уведомлен о переходе права. Не раскрытая должнику уступка не имеет для должника значения, и он вправе исходить из того, что его изначальный кредитор сохраняет свой статус. Применяя это абсолютно правильное решение в ситуации двойной уступки, мы получаем следующее обоснование сделанного выше вывода о защите должника. Если должник не был уведомлен о действительной уступке, он имеет право полагаться на видимость управомоченности своего изначального кредитора. И эта защита видимости права должна проявлять себя не только в том, что должник имеет право исполнить свое обязательство изначальному кредитору, пусть он и передал право другому лицу (п. 3 ст. 382 ГК РФ), но и в том, что должник, воспринимая прежнего кредитора в качестве управомоченного лица, может не бояться исполнять свое обязательство тому, в отношении кого он получил уведомление об уступке от самого "видимого" кредитора.
Более сложная ситуация возникает тогда, когда должник получил первое уведомление не от своего "видимого" кредитора, а от некоего третьего лица, выдающего себя за цессионария и представившего надлежащие доказательства уступки, осуществляет исполнение такому лицу, а впоследствии сталкивается с иском реального кредитора, требующего повторить исполнение уже в его пользу. Решение данной коллизии менее очевидно. Но представляется, что, как минимум при первом приближении, и в таком случае добросовестный должник должен получить защиту.
4.3. Сказанное выше не распространяется автоматически на ситуацию, когда должник, получивший уведомление об уступке в адрес одного лица, до момента предоставления исполнения этому лицу получает второе уведомление об уступке с указанием другого цессионария. Как следует решить коллизию, когда должник до момента исполнения осведомлен о конкурирующих цессионариях в силу получения двух уведомлений об уступке?
Пункт 2 ст. III.-5:121 Модельных правил европейского частного права решает эту проблему так: должник вправе и в такой ситуации осуществлять исполнение тому, в отношении кого он получил первое уведомление, и, соответственно, может игнорировать последующее уведомление. Это вполне согласуется с общим решением, выбранным авторами данного документа: ведь согласно той же статье Правил при конкуренции цессионариев само право перейдет тому, в отношении кого должник был уведомлен первым. Но такое решение не вписывается в контекст п. 4 комментируемой статьи. Защита добросовестного должника выводится не на основе формальной привязки определения приоритета при конкуренции кредиторов к первому уведомлению, а из общих принципов, не допускающих ущемление интересов добросовестного должника. Соответственно, здесь неминуемо должен исследоваться вопрос о добросовестности должника.
Как представляется, в стандарт добросовестного поведения должника, получившего два противоречащих друг другу уведомления об уступке, входит приостановление исполнения до прояснения ситуации, а также депонирование денег или ценных бумаг, являвшихся предметом его обязательства, у нотариуса. Как известно, п. 1 ст. 327 ГК РФ допускает такое депонирование в случае неопределенности в отношении личности кредитора.
Однако из этого правила, видимо, следует сделать одно исключение: если должник получает сначала от некоего третьего лица уведомление об уступке, не сопровождающееся доказательствами уступки, а затем уведомление цедента об уступке права в пользу иного цессионария (или имеет место обратная последовательность уведомлений), то у должника вряд ли должны быть разумные основания верить на слово незнакомому третьему лицу, утверждающему о переходе к нему права. Соответственно, уведомление цедента, безусловно, будет иметь приоритетное значение для должника. Если должник исполнит тому, кто б
