Статья 382. Основания и порядок перехода прав кредитора к другому лицу
Комментарий к статье 382
1. Комментируемая статья содержит основные положения, регулирующие переход прав кредитора к другому лицу. Общее правило, закрепленное в п. 1, состоит в том, что обязательственные права оборотоспособны.
1.1. В рамках реформы ГК РФ систематизация гл. 24 была существенно изменена. Так, в § 1, посвященном вопросам замены кредитора в обязательстве, появились такие подпараграфы, как "Общие положения", "Переход прав на основании закона" и "Уступка требования (цессия)". Такая структура соответствует пандектному принципу кодификации, предполагающему выделение общих положений наряду с правилами, регулирующими два основных частных случая перехода прав: уступку прав на основании сделки и переход прав в силу закона. Этот подход предполагает, что общие положения должны применяться во всех ситуациях, которые не урегулированы особыми положениями. Например, в специальных правилах о переходе прав кредитора в силу закона нет норм, посвященных уведомлению должника. Соответственно, порядок и последствия уведомления (равно как и его отсутствие) подчиняются общим положениям о переходе прав кредитора к другому лицу с теми или иными модификациями, вытекающими из существа отношений.
В то же время надо признать, что ряд норм, которые относятся к общим положениям о переходе прав кредитора, по своему смыслу или прямому в них указанию применяются только к уступке. Поэтому пандектный принцип систематики § 1 гл. 24 ГК РФ не удалось выдержать в полной мере.
1.2. Под уступкой требования (цессией) в п. 1 комментируемой статьи понимается переход прав в результате совершения сделки, которая непосредственно переносит право требования на цессионария. Это значит, что применительно к уступке следует различать сделку уступки (цессию) как волеизъявление на непосредственное распоряжение правом (т.е. распорядительную сделку), с одной стороны, и договор, на основании которого такая уступка совершается, с другой стороны (т.е. обязательственную сделку, далее - договор или соглашение об уступке). Это разграничение отражено в п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. N 120 и в ряде Постановлений Президиума ВАС РФ по конкретным делам (например, в Постановлении от 11 июня 2013 г. N 18431/12), а теперь достаточно четко закреплено в п. 1 ст. 389.1 ГК РФ.
Таким договором, создающим основание для уступки, может быть и договор дарения права (п. 1 ст. 572 ГК РФ), и договор отчуждения права за денежную плату (с применением к такому договору норм о купле-продаже в силу п. 4 ст. 454 ГК РФ), и договор факторинга (ст. 824 ГК РФ), и договор отчуждения права в обмен на неденежное встречное предоставление.
Подробнее см. комментарий к ст. 389.1 ГК РФ.
1.3. Основанием для перехода прав в силу закона может являться, в частности, универсальное правопреемство (например, наследование или в ряде случаев реорганизация) или суброгация (при исполнении обязательства поручителем, при выплате страхового возмещения страховщиком, при исполнении обязательства третьим лицом по правилам ст. 313 ГК РФ и т.п.). Подробнее о переходе прав в силу закона см. комментарий к ст. 387 ГК РФ.
1.4. При применении гл. 24 ГК РФ также необходимо учитывать, что в силу прямого указания п. 1 ст. 382 ГК РФ эти нормы регулируют лишь переход прав кредитора в рамках обязательственного правоотношения. По этой причине права по обязательству возместить ущерб имуществу, возместить неосновательное обогащение, уплатить убытки или неустойку в случае нарушения договора и другие обязательственные права переходят к новому кредитору по правилам гл. 24 ГК РФ (см., например, п. п. 16, 17 информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. N 120 о возможности уступки прав на возмещение договорных убытков и неустойки).
Иные субъективные гражданские права, не являющиеся обязательственными, переходят по другой процедуре. Так, передача исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности происходит в соответствии с правилами гл. 69 ГК РФ.
О возможности применения по аналогии закона некоторых норм гл. 24 ГК РФ к переходу секундарного права на акцепт по опциону см. комментарий к ст. 429.2 ГК РФ.
Определенные споры вызывал вопрос о возможности уступки или перехода в силу закона по правилам гл. 24 ГК РФ прав на возврат имущества, переданного по недействительной сделке (реституционного требования). В редакции ГК РФ, вступившей в силу с 1 июня 2015 г., в п. 3 ст. 307.1 ГК РФ предусмотрено, что общие положения об обязательствах, если иное не установлено в законе и не следует из существа отношений, применяются к требованиям, связанным с применением последствий недействительности сделки. В поддержку возможности уступки реституционных требований ранее высказывался и ВАС РФ (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2000 г. N 1066/99). Таким образом, по общему правилу нет препятствий для перехода реституционных требований в соответствии с правилами гл. 24 ГК РФ. Вместе с тем в некоторых ситуациях из существа отношений может вытекать иное решение. Например, когда в рамках недействительной сделки передается имущество, которое отчуждателю не принадлежит (скажем, вор продает похищенную вещь), формально у него возникает реституционное требование о возврате вещи (поскольку реституция владения не связана с наличием права на вещь). Однако такой субъект не может распорядиться своим реституционным требованием путем его уступки, поскольку такие действия носят очевидно недобросовестный характер (п. 1 ст. 10 ГК РФ).
Аналогичным образом должен решаться вопрос о допустимости уступки или перехода в силу закона прав на выплату дивидендов или прав на выплату действительной стоимости доли. Эти права вытекают из корпоративных отношений. В силу п. 3 ст. 307.1 ГК РФ к ним применяются общие правила об обязательствах, если иное не следует из закона или существа отношений. Представляется, что нет препятствий для перехода таких требований по правилам гл. 24 ГК РФ.
2. Следуя многовековой частноправовой традиции, п. 2 комментируемой статьи предусматривает, что по общему правилу переход прав кредитора происходит без согласия должника. Это объясняется тем, что должнику обычно безразлично, кому исполнять обязательство. Действительно, в большинстве случаев это так (например, должнику, как правило, все равно, на чей банковский счет он переводит денежные средства). Уведомление должника также не является необходимым условием перехода права как на основании цессии, так и в силу закона. Право кредитора переходит независимо от того, был ли должник уведомлен об этом или нет. Этот подход отражен и в ст. 9.1.7 Принципов УНИДРУА, и в п. 4 ст. III.-5:104 Модельных правил европейского частного права.
В то же время п. 2 комментируемой статьи допускает, что необходимость получения согласия должника на переход прав или вовсе полный запрет на переход прав могут быть установлены как законом, так и договором.
2.1. Если необходимость получения согласия должника установлена законом (например, для уступки арендных прав требуется согласие арендодателя - п. 2 ст. 615 ГК РФ), сделка уступки, совершенная без такого согласия, может быть оспорена по общим правилам ст. 173.1 ГК РФ о недействительности сделки, совершенной без необходимого в силу закона согласия третьего лица. При этом такая сделка будет признана недействительной, только если будет доказано, что цессионарий знал или должен был знать о необходимости наличия такого согласия и о его отсутствии.
Если закон вовсе запрещает уступку, то цессия в нарушение такого запрета будет ничтожной по п. 2 ст. 168 ГК РФ как нарушающая прямой законодательный запрет и права третьих лиц (в данном случае должника).
2.2. Что касается договорного запрета на уступку без согласия должника, то в договоре между должником и цедентом могут быть закреплены (а) абсолютный запрет уступки, (б) необходимость получения согласия должника на уступку или (в) некие иные ограничения (например, по персоналиям возможных цессионариев). Последствия нарушения цедентом такого запрета таковы. В силу общих правил ГК РФ об ответственности за нарушение обязательств (в данном случае негативных) цедент обязан возместить должнику убытки или уплатить неустойку, если таковая предусмотрена в договоре. Но п. 2 ст. 382 ГК РФ идет дальше и дает должнику более сильный инструмент защиты, а именно: в силу положений комментируемого пункта уступка может быть оспорена должником, и важнейшим условием оспаривания является доказанная недобросовестность цессионария, который знал или должен был знать о запрете цессии при приобретении права или знал об отсутствии согласия должника на уступку (если договор требовал такого согласия). Этот подход является продолжением общего принципа запрета недобросовестного поведения, сформулированного в ст. ст. 1 и 10 ГК РФ.
Цель нормы состоит, во-первых, в обеспечении повышенной защиты должника от не согласованного с ним изменения субъектного состава обязательственных отношений, а во-вторых, в противодействии недобросовестному поведению потенциального цессионария и лишении его стимулов побуждать кредитора к нарушению условий его договора с должником. Если не согласованная с должником цессия может быть оспорена, то это de facto дает должнику право вето на отчуждение кредитором прав по договору (с учетом того, что в большинстве случаев знание цессионария о наличии в договоре таких ограничений на уступку доказать будет достаточно легко).
Систематическое толкование п. 2 ст. 382 во взаимосвязи с п. 3 ст. 388 ГК РФ позволяет прийти к выводу, что п. 2 ст. 382 ГК РФ распространяется лишь на запреты уступки неденежных требований. Последствия нарушения запрета уступки денежных требований иные, и они урегулированы в специальной норме - п. 3 ст. 388 ГК РФ. Последняя не предусматривает возможность оспаривания уступки и предоставляет должнику лишь право на взыскание убытков с цедента (или применение иных мер ответственности).
2.3. Какая сделка является оспоримой в силу п. 2 ст. 382 ГК РФ: обязательственное соглашение об уступке или распорядительная сделка, совершенная на основании этого соглашения? Более корректным представляется второй вариант. Если оспоримо само распоряжение, соглашение об уступке сохранит силу, что даст цессионарию возможность привлечь цедента к ответственности за нарушение соглашения об уступке требования (с учетом условий соглашения об уступке, включая условие о неустойке). Если распоряжение должно осуществляться отдельно после заключения соглашения об уступке (например, при наступлении отлагательного условия или на основе отдельного распорядительного волеизъявления), отсутствие согласия должника на момент заключения соглашения об уступке требования не означает, что такое согласие не может быть получено позднее, к моменту самого распоряжения. В тех случаях, когда оно все-таки не было получено, совершенное вопреки этому распоряжение может быть оспорено, но цессионарий в такой ситуации сможет взыскать с цедента убытки за нарушение договора. Если договор об уступке и само распоряжение совершаются одномоментно и на момент заключения договора об уступке нет согласия должника, но цессионарий был добросовестным (например, полагался на заверения цедента о получении согласия должника), то также нет оснований для аннулирования всего договора; соответственно, цессионарий сохраняет право взыскать с цедента убытки. Если цессионарий был недобросовестным и подписывал соглашение об уступке, предусматривающее непосредственный и неотложенный переход права, зная об отсутствии необходимого согласия должника, то признанию недействительным подлежит все соглашение в целом, включая распорядительное волеизъявление.
2.4. Норма об оспоримости уступки, совершенной в нарушение договорного запрета, не препятствует установлению в договоре между должником и цедентом более мягких последствий нарушения такого запрета. Стороны могут исключить недействительность в качестве санкции за нарушение договорных запретов или ограничений на уступку и прямо предусмотреть в качестве единственного доступного должнику средства защиты взыскание убытков (или неустойки) за нарушение кредитором соответствующего обязательства воздерживаться от уступки. Такой подход зачастую критикуется на том основании, что договор не может исключать недействительность сделки, установленную законом. Это возражение имеет сугубо догматический характер, противоречащий цели данной нормы. Если бы сам запрет на уступку был установлен в законе, то у нас действительно не было бы оснований признавать возможность исключения такого последствия нарушения запрета. Но так как речь здесь идет о запрете, введенном самим договором во имя интересов должника, следует допустить возможность установить в договоре между кредитором и должником менее жесткие последствия нарушения запрета. К такому выводу приводит телеологическое толкование a fortiori (по принципу "тем более"): если по общему правилу цессия без согласия должника допустима и не влечет никаких санкций в отношении цедента и цессионария, но право допускает в целях защиты интересов должника установление в договоре запрета, предполагающего оспоримость совершенной цессии, то тем более оно должно допускать соглашение сторон об установлении договором такого запрета, нарушение которого предполагает менее жесткие последствия такой уступки. Если позволено большее, то не запрещается и меньшее.
2.5. Следует обратить внимание на то, что изложенные последствия запрета наступают при переходе прав кредитора в силу уступки требования. Соответственно, даже если в соглашении должника с кредитором уступка запрещена или ее допустимость поставлена в зависимость от получения согласия должника, а право кредитора перешло в силу закона (например, к поручителю в порядке суброгации), то должник по общему правилу такой переход оспорить не сможет, ссылаясь на договорный запрет. Об исключениях из этого правила см. комментарий к ст. 387 ГК РФ.
2.6. Решение российского законодателя допустить возможность оспаривать уступку неденежного требования нельзя назвать общепринятым. Так, в Модельных правилах европейского частного права предложен иной подход: 1) уступка в нарушение договорного запрета в любом случае действительна и не подлежит оспариванию; 2) должник может применить к цеденту меры ответственности в связи с нарушением запрета уступки (взыскать убытки, неустойку и т.п.); 3) должник, даже будучи уведомленным о совершении цессии, может предоставить исполнение цеденту и освободиться от долга. Последнее право должника отпадает, если он прямо согласился на уступку или дал цессионарию разумные основания полагать, что запрета нет. Нет у должника такого права исполнять прежнему кредитору вопреки уведомлению об уступке и в случае уступки денежных требований (ст. III.-5:108 Модельных правил европейского частного права).
В то же время близкое к российскому режиму решение встречается в Принципах УНИДРУА: уступка денежного требования действительна, но цедент отвечает перед должником за нарушение договорного запрета. Уступка неденежного требования не имеет силы (в нашей системе координат ничтожна), если в момент уступки цессионарий знал или должен был знать о запрете. Если цессионарий не знал и не должен был знать о запрете цессии, уступка действительна, но цедент отвечает перед должником за нарушение запрета (ст. 9.1.9 Принципов УНИДРУА). Ничтожность цессии неденежных требований, совершенной в нарушение договорного запрета, представляется более целесообразным решением, чем предусмотренная российским законом оспоримость.
2.7. Важно обратить внимание на то, что в силу прямого указания в комментируемом пункте наличие договорного запрета на уступку не препятствует продаже требования с публичных торгов в рамках исполнительного производства или дела о банкротстве. Иной подход существенно ущемлял бы права кредиторов обладателя соответствующих обязательственных прав, так как за счет ограничения ликвидности этих прав блокировалась бы возможность удовлетворения требований таких кредиторов. Эта норма, безусловно, является императивной.
3. Общее правило о том, что согласия должника на уступку не требуется, отчасти оттеняется важным неписаным принципом, согласно которому положение должника не должно ухудшаться в результате замены кредитора. Этот принцип не закреплен в законе expressis verbis, однако проник в ряд положений, посвященных переходу прав кредитора (см., например, ст. ст. 386, 412 ГК РФ и др.), и признается в судебной практике (Определение КЭС ВС РФ от 25 сентября 2015 г. N 307-ЭС15-6545). Пункт 3 комментируемой статьи, развивая этот принцип защиты должника, устанавливает последствия отсутствия уведомления должника о смене кредитора. Следует обратить внимание на то, что данное правило имеет универсальный характер, т.е. применяется как в случае уступки требования, так и при переходе прав кредитора по любым другим основаниям.
3.1. Пунктом 3 комментируемой статьи предусмотрено, что уведомление должника о переходе прав кредитора должно быть совершено в письменной форме. Каковы последствия нарушения данного требования? Специальные правила, рассчитанные на применение в такой ситуации, законом не установлены. Поскольку уведомление - это действие, направленное на достижение определенных гражданско-правовых последствий, оно, видимо является односторонней сделкой. Следовательно, есть основания для применения к уведомлению должника общих положений о форме сделок. В силу ст. 162 ГК РФ несоблюдение простой письменной формы сделки не влечет ее недействительность, но не позволяет доказывать ее совершение свидетельскими показаниями. Соответственно, если должник был уведомлен о переходе прав кредитора устно, но есть какие-то письменные доказательства того, что уведомление состоялось (например, должник подтверждает факт уведомления в переписке с третьим лицом), должник считается уведомленным со всеми вытекающими отсюда последствиями.
3.2. Принципиальное значение имеет прямое указание закона на то, что риск неблагоприятных последствий, связанных с отсутствием уведомления должника, несет цессионарий. Неблагоприятные последствия заключаются, разумеется, не в том, что цедент может оставить у себя полученное от неуведомленного должника исполнение по обязательству (см. п. 10 информационного письма ВАС РФ от 11 января 2000 г. N 49).
Во-первых, под риском неблагоприятных последствий законодатель подразумевает то, что неуведомленный о переходе права должник при предоставлении исполнения первоначальному кредитору освобождается от обязательства (в новой редакции п. 3 ст. 382 ГК РФ указано даже, что "обязательство прекращается"). То же решение см. в п. 1 ст. III.-5:119 Модельных правил европейского частного права, ст. 9.1.10 Принципов УНИДРУА. Иными словами, новый кредитор утрачивает то право требования, которое перешло к нему от первоначального кредитора. Это, в частности, означает, что исполнение, которое неуведомленный должник ошибочно предоставил ненадлежащему лицу (прежнему кредитору), попадает в имущественную массу последнего. Например, если предметом уступленного требования была индивидуально-определенная вещь, она поступает в собственность первоначального кредитора. Разумеется, исполнение обязательства, полученное от неуведомленного должника, составляет неосновательное обогащение первоначального кредитора, которое тот должен передать новому кредитору. Соответственно, один из связанных с этим рисков нового кредитора состоит в возможной несостоятельности правопредшественника, при которой правопреемник будет вынужден участвовать в банкротных процедурах наряду с другими конкурсными кредиторами.
Во-вторых, неуведомленный должник освобождается от каких-либо санкций в связи с предоставлением исполнения первоначальному кредитору. Хотя формально он исполнил обязательство ненадлежащему лицу (право требования ведь более не принадлежит первоначальному кредитору), с должника нельзя взыскать убытки за просрочку, проценты, неустойку. Соответственно, новый кредитор несет риск убытков, которые могут возникнуть у него в результате неполучения исполнения в срок.
В-третьих, новый кредитор утрачивает обеспечение исполнения обязательства (например, залог, поручительство), которое в такой ситуации прекращает существование вместе с основным (обеспеченным) обязательством (п. 4 ст. 329 ГК РФ). Требование нового кредитора о возврате неосновательного обогащения, предъявленное первоначальному кредитору, получившему исполнение от неуведомленного об уступке должника, будет необеспеченным. Таким образом, риск утраты обеспечения также возлагается на нового кредитора.
3.3. Телеологическое толкование данной нормы позволяет считать ее императивной в том смысле, что она не позволяет ухудшать положение должника в соглашении об уступке требования (например, предусмотреть недопустимость исполнения в пользу цедента даже при отсутствии уведомления об уступке). Цедент и цессионарий не могут своим договором вторгнуться в правовую сферу должника.
В то же время не вызывает сомнений то, что в соглашении об уступке требования цедент и цессионарий могут изменить распределение рисков, связанных с отсутствием уведомления должника. Сделать это можно, например, следующим образом: возложить на цедента обязанность по уведомлению должника о переходе требования, и тогда цедент обязан будет возместить цессионарию убытки, возникшие у последнего вследствие отсутствия уведомления должника.
4. Пункт 4 комментируемой статьи возлагает на первоначального кредитора и нового кредитора солидарное обязательство по компенсации должнику дополнительных расходов, связанных с переходом права. Однако это правило содержит ряд существенных ограничительных условий, которые в значительной степени сужают сферу его действия. Во-первых, расходы компенсируются только тем должникам, которые являются физическими лицами. Соответственно, иные должники (в том числе коммерческие организации) не вправе рассчитывать на возмещение расходов, возникших в связи с переходом права. Никакой цивилистической или политико-правовой логики в этом правиле нет. Во-вторых, компенсируются только необходимые расходы. Буквальное толкование позволяет прийти к выводу, что речь идет лишь о тех дополнительных фактически понесенных расходах, без которых обязательство невозможно было бы исполнить новому кредитору. Любые иные фактически понесенные расходы, не являющиеся необходимыми для исполнения обязательства новому кредитору (например, те расходы, которые должник в любом случае должен был бы понести для исполнения обязательства, - упаковка, транспортировка, уплата банковских сборов и т.п.), компенсации не подлежат. Это ограничение выглядит логично. В-третьих, правило о солидарной обязанности по компенсации необходимых расходов применяется только в том случае, если замена кредитора произошла без согласия должника. По-видимому, эта норма мыслится как продолжение внедрения доктрины эстоппель, проникшей во многие институты нашего гражданского права (если должник соглашается с заменой кредитора, подразумевается, что его устраивают и все связанные с этим последствия, включая возникновение дополнительных расходов). Если наше предположение верно, норма представляется неудачной. Отказ должника от права на компенсацию необходимых расходов, связанных со сменой кредитора, как и любой отказ от права, не может подразумеваться, а должен быть прямо или иным образом (пусть и конклюдентно) выражен. Тот факт, что должник согласен со сменой кредитора, отнюдь не означает, что он отказывается от своего права требовать возмещения расходов. Однако эта проблема может быть решена самим должником, который, соглашаясь на смену кредитора, может указать в своем согласии, что он при этом не отказывается ни от каких своих прав, связанных с переходом права кредитора к другому лицу. Правда, ожидать от граждан подобной предусмотрительности, как правило, не приходится.
4.1. Пункт 4, лишающий права на возмещение дополнительных расходов должников, являющихся юридическими лицами, выглядит еще менее убедительным при его толковании во взаимосвязи с п. 2 ст. 316 ГК РФ. В случаях, когда конкретное место исполнения прямо не зафиксировано в договоре или законе и в силу положений п. 1 ст. 316 ГК РФ таким местом является место нахождения кредитора, при замене кредитора место исполнения может в ряде случаев измениться (например, в рамках обязательства по уплате наличных денег). А это может повлечь для должника необходимость несения дополнительных расходов (например, на переезд в отдаленный регион проживания нового кредитора). Следовательно, появляется возможность применить п. 2 ст. 316 ГК РФ. В силу этой нормы должник (не только гражданин, но и коммерческая организация) вправе претендовать на компенсацию любых дополнительных расходов, связанных изменением места исполнения по обстоятельствам, зависящим от первоначального кредитора (п. 2 ст. 316 ГК РФ). В заданных условиях положения п. 2 ст. 316 ГК РФ, видимо, следует толковать в качестве специальных по отношению к п. 4 ст. 382 ГК РФ: при изменении места исполнения обязательства в результате перехода права расходы подлежат возмещению любому должнику, а не только гражданину, а также независимо от того, давал ли должник свое согласие на уступку.
4.2. Ни в одном из ведущих международных правовых источников не только нет такого набора ограничений на возмещение расходов, связанных с переходом права кредитора к другому лицу, но и используются прямо противоположные подходы. В Модельных правилах европейского частного права предлагается дифференцированное решение: 1) при уступке денежного требования цедент обязан компенсировать любому должнику любые дополнительные расходы, которые возникнут у должника в связи с изменением места исполнения; 2) при уступке неденежного требования место исполнения вообще не меняется (п. 2 ст. III.-5:117). Принципы УНИДРУА в рассматриваемом вопросе еще лаконичнее: цедент или цессионарий обязаны компенсировать должнику любые дополнительные расходы, вызванные цессией (ст. 9.1.8 Принципов УНИДРУА).
4.3. Очевидно, что цедент и цессионарий своим договором не вправе отменить те гарантии, которые п. 4 ст. 382 ГК РФ предоставляет должнику. В этом контексте данная норма является императивной.
В то же время эта норма должна считаться диспозитивной в той мере, в какой отступление от нее предусмотрено в договоре между должником и цедентом. Если в договоре, из которого собственно уступаемое право изначально возникло, стороны договорились о том, что при уступке кредитором своего права третьим лицам должник не претендует на возмещение расходов, то такое условие должно быть признано, так как в данной ситуации отсутствует убедительное политико-правовое основание для ограничения такого проявления свободы договора. Кроме того, договор между должником и кредитором может предусмотреть обязанность кредитора возместить все расходы, возникающие в связи с уступкой, несмотря на то, что должником является коммерсант.
4.4. В п. 4 упоминаются только расходы должника, которые повлекла уступка требования. Это наводит на мысль, что данное правило распространяется только на переход прав в силу уступки. Значит ли это, что в случае перехода права в силу закона эти правила не применяются? На наш взгляд, такой вывод не вытекает из смысла и целей комментируемой нормы. Поскольку она предназначена для защиты интересов должника, они должны одинаково защищаться как при уступке требования, так и при переходе прав кредитора в силу закона. Соответственно, п. 4 ст. 382 ГК РФ должен толковаться расширительно и применяться во всех случаях перехода прав кредитора.
Статья 383. Права, которые не могут переходить к другим лицам
Комментарий к статье 383
(а) Права, упомянутые в ст. 383 ГК РФ, вообще необоротоспособны. Они не могут перейти к другому лицу не только на основании цессии, но и в силу закона (например, в порядке наследования или суброгации).
Сама теоретическая возможность ограничения оборотоспособности тех или иных обязательственных прав не вызывает возражений. Но, как и для любого такого ограничения оборота, в пользу него должны быть выдвинуты очень серьезные политико-правовые аргументы. Обоснованность жесткого запрета на переход указанных в комментируемой статье алиментных требований и права кредитора на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, вызывает ряд вопросов. И если запрет на уступку таких прав представляется спорным, но как минимум обсуждаемым, жесткое ограничение перехода таких прав в порядке наследования выглядит сомнительным. Например, трудно объяснить, почему родственники не могут получить в порядке наследования требования к лицу, причинившему вред здоровью наследодателя, о возмещении понесенных расходов (вероятнее всего, из семейных средств) на его лечение. Запрет на правопреемство приводит к нелогичному выводу о том, что делинквент выигрывает от того, что его жертва умирает в результате причинения вреда здоровью. Также непонятно, почему не переходят к наследникам требования об уплате уже начисленных алиментов. Нет веских оснований для запрета перехода в порядке наследования тех требований об уплате алиментов, которые уже возникли и подлежали удовлетворению к моменту смерти наследодателя-кредитора.
В целом законодательное регулирование данной правовой ситуации достаточно непоследовательно. С одной стороны, в ст. 1112 ГК РФ установлен запрет на переход строго личных требований (включая требования по алиментам и возмещению вреда жизни и здоровью) в порядке наследования. С другой стороны, в ст. 1183 ГК РФ допускается наследование требований о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, и уплате алиментов в виде начисленных, но не выплаченных к моменту смерти наследодателя средств на его существование (п. 68 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 мая 2012 г. N 9).
(б) В российской судебной практике в целом наметился подход, согласно которому сумма долга по обязательству, неразрывно связанному с личностью кредитора, в случае ее "созревания" к моменту перехода оказывается в той или иной степени оборотоспособной. Хотя на уровне высших судов такие правовые позиции в отношении уступки еще не сформированы, применительно к наследованию есть ряд важных разъяснений ВС РФ.
Так, в п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 26 января 2010 г. N 1 указывается: "Учитывая, что в силу части второй статьи 1112 Гражданского кодекса Российской Федерации, право на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью потерпевшего, не входит в состав наследства, его наследники вправе обращаться с самостоятельными исками в суд либо вступать в процесс в порядке процессуального правопреемства (статья 44 ГПК) лишь по требованиям о взыскании фактически начисленных потерпевшему в счет возмещения вреда, но не выплаченных ему при жизни сумм". Иначе говоря, по мнению Суда, суммы, не выплаченные в счет возмещения вреда жизни или здоровью до смерти наследодателя, вопреки ст. 1112 ГК РФ переходят по наследству. Сама ст. 1112 ГК РФ, видимо, по мнению Суда, затрагивает только суммы, начисление которых не произошло к моменту смерти наследодателя (например, ежемесячные начисления в связи с утратой трудоспособности).
Похожий вывод был сделан ранее ВС РФ в отношении обязательств по возмещению морального вреда. Суд посчитал, что присуждение суммы морального вреда приводит к своего рода разрыву тесной связи права кредитора с его личностью, и такое требование входит в наследственную массу кредитора (см. п. 2 Обзора судебной практики ВС РФ "Некоторые вопросы судебной практики Верховного Суда Российской Федерации по гражданским делам").
В настоящее время контуры этой доктрины в полной мере еще не очерчены. В частности, не вполне ясно, происходит ли такой разрыв личной связи только в случае, когда речь идет об уже начисленном и просроченном долге, подтвержденном судебным актом (например, по выплате алиментов за предшествующие периоды или возмещению вреда здоровью в виде компенсации понесенных расходов на лечение), или ключевую роль играет не столько судебное решение, сколько сам факт "созревания" обязательств к моменту смерти наследодателя. Пункт 5 Постановления Пленума ВС РФ от 26 января 2010 г. N 1 недвусмысленно указывает на то, что вынесение судебного акта не имеет определяющего значения, в то время как упомянутый выше п. 2 Обзора судебной практики ВС РФ 2003 г. акцентирует внимание именно на присуждении указанных сумм.
Также неочевидно, готова ли судебная практика идти дальше и допустить в отношении права на как минимум "созревший" (и, возможно, подтвержденный судебным актом) долг по алиментным обязательствам, а также по обязательствам, возникшим вследствие причинения вреда жизни или здоровью, не только универсальное правопреемство при смерти кредитора, но и уступку на основании сделки. Этот вариант заслуживает обсуждения, так как нередко наличие у кредитора по таким обязательствам исполнительного листа отнюдь не гарантирует ему получение от должника исполнения, а поиск имущества должника и, возможно, сопровождение процедур банкротства должника может быть не
